Выбрать главу

— Спит, — ухмыльнулся Александр Тимофеевич. — Делать ему нечего, так он теперь целые дни спит. Не жизнь, а санаторий. — Он фыркнул и закашлялся.

Василий Георгиевич молча поднялся на крыльцо и вошёл в избу. Мальчики и сторож вошли за ним. Они сразу увидели, что старосты нет. Изба была пуста, и маленькое окошечко, выходившее на огород, осталось открытым настежь.

Василий Георгиевич крякнул и сел на табурет.

— Проворонил! Проспал! Убить тебя мало! — закричал он на сторожа и, не слушая оправданий растерянного старика, вышел из избы.

Через двадцать минут в доме Александры Петровны состоялся «военный совет». Василий Георгиевич, тяжелю ступая, ходил из угла в угол. Александра Петровна сидела у стола на табурете и зашивала Колину куртку. Владик, Коля и Лена расселись на кровати и молча слушали.

— Здесь оставаться нельзя, — говорил Василий Георгиевич. — Девочка — не иголка. Ни в каких погребах не спрячешь. Деревенька маленькая — долго ли обыскать! Соберёмся мы и уйдём в лес. Кто нас в лесу отыщет? Недельку поживём индейцами, потом даже весело вспоминать будет.

Александра Петровна откусила нитку и разгладила на столе зашитое место.

— Весело! — сказала она. — Во-первых, могут найти. Случайно, или староста наведёт на след, или просто прочешут лес. Потом, когда гитлеровцы отступать станут, всякий сброд по всем лесам разбредётся. Нет, это не годится.

Василий Георгиевич фыркнул, постоял, сердито глядя на Александру Петровну, но не нашёлся, что возразить, и снова зашагал по комнате.

— Значит, надо идти в другую деревню, — сказал он. — В такую, в которой уже искали Лену. Прятаться-то, наверное, не больше недели придётся.

— В деревне не спрячешься, — спокойно возразила Александра Петровна. — Если у нас староста нашёлся, то и в любой деревне может прохвост найтись.

Василий Георгиевич фыркнул ещё громче и ещё громче затопал по полу.

— Ну-с, так что же вы предлагаете?

— В город надо идти. Кто там у вас из старых друзей остался? Конушкин там?

— Там, кажется.

— Ну вот, Конушкин спрячет. А не Конушкин — другой кто-нибудь. Да и не придёт никому в голову в городе вас искать.

Василий Георгиевич пофыркал, но не нашёл никаких возражений.

— Выходить надо сейчас же, — сказал он таким тоном, как будто никогда и спору не было о том, куда идти.

Вышли все же не скоро. Пока собирали еду на дорогу, пока прощались с Александрой Петровной, с Владиком, которого отец отказался взять, несмотря на его просьбы, прошло часа два.

Солнце уже клонилось к западу, когда фельдшер, Коля и Лена обогнули озеро. Деревня скрылась за лесом.

— Знаете что? — сказал Василий Георгиевич. — Не стоит, пожалуй, идти по тропинке. Мало ли кого встретить можно! Пойдёмте-ка прямиком через лес.

Они вступили в прохладную тень берёзы. Огибая деревья, порой пробираясь через кустарники, поднялись они на холм. Отсюда снова стали видны деревня и озеро, похожее на тарелку, лежащую на зеленом бархате. Тропинка вилась внизу. Кроны огромных деревьев раскачивались. Ветер был прохладен и свеж. Приятно было смотреть с высоты на знакомые места.

Вдруг фельдшер схватил детей за руки и оттащил их за дерево. По тропинке, направляясь к деревне, торопливым шагом шёл человек. Коля высунулся из-за ствола и отшатнулся. Он сразу узнал и холщовые штаны, и рубаху, и вещевой мешок, висящий на одном плече, и рукав, засунутый за пояс.

— Это он! — зашептал Коля. — Это он, Василий Георгиевич! Однорукий!

Фельдшер охнул и осторожно выглянул из-за ствола. Однорукий, видимо, очень торопился. Он шёл не оглядываясь, все ускоряя шаг. Вот он скрылся за деревьями, появился снова и окончательно исчез за поворотом.

— Да, — сказал Василий Георгиевич, — в самое время ушли из деревни! Задержались бы ещё на час — и попали бы как кур во щи.

После этой встречи они шли не останавливаясь, до тех пор пока не село солнце. Последний час Василий Георгиевич нёс Лену на плечах, и они шли гораздо медленней. В общем, фельдшер был недоволен.

— Мало, мало прошли! — говорил он. — Так мы и за три дня до города не доберёмся.

Но делать было нечего. Лена после болезни легко уставала. Быстрей идти было невозможно. Ночевали под огромной сосной. Заснули сразу и проснулись, когда солнце уже взошло. Фельдшер, поколебавшись, решил все же разложить небольшой костёр, и они вскипятили чайник.

После завтрака снова двинулись в путь. Отсюда просёлочная дорога была уже недалеко.

Глава двадцать вторая

Обозы движутся по дороге

К просёлочной дороге рассчитывали подойти в полдень. Но часов в одиннадцать услышали голоса. Коля пополз разведать, в чём дело, и, вернувшись, сообщил, что возле дороги стоит немецкая батарея и по лесу ходят артиллеристы. Тогда решили идти и дальше прямо лесом.

Километра три шли спокойно. Но вдруг щёлкнул выстрел, и пуля, пролетев над самой головой Лены, ударилась в молодую берёзку. Фельдшер толкнул детей в траву и сам упал рядом. Это было очень своевременно — сразу же свистнула вторая пуля.

На этот раз Коля заметил, откуда стреляют: за большой, высокой сосной стоял человек; он высунулся, выстрелил и снова спрятался за сосну.

Положение было глупое и опасное. Неизвестно было, кто этот человек и что ему нужно. Василий Георгиевич вытащил огромный маузер и оглядел его с некоторым недоверием. Он, кажется, неясно представлял, как из этой машины стреляют. Неизвестный перебежал за другое дерево, поближе. Он был в форменном немецком мундире, но без шапки. В руке у него был пистолет. Василий Георгиевич вскинул маузер и сильно нажал курок, но маузер молчал, как проклятый. Фельдшер, чертыхаясь, стал с ним возиться. Решив, что у противника нет оружия, неизвестный осмелел.

— Сдавайся! Сдавайся! — закричал он по-русски и быстро пополз вперёд.

Он был уже совсем близко, а Василий Георгиевич все чертыхался, возясь с маузером, и проклинал «эту дурацкую машину». Неожиданно маузер выстрелил. Хотя пуля пролетела у самого Колиного уха и ушла куда-то далеко в лес, неизвестный упал на колени и поднял руки. Тогда фельдшер вскочил и, размахивая маузером с таким видом, как будто он может заставить его стрелять в любую минуту, побежал вперёд.

Неизвестный стоял на коленях, подняв руки.

— Дезертир я, дезертир! — сказал он.

Василий Георгиевич хмыкнул.

— Так, — сказал он. — Ну что же, ты — туда, мы — сюда. — Он указал противоположные направления.

Дезертир радостно заулыбался и повторил:

— Ти — туда, ми — сюда.

Коля наклонился и поднял пистолет, брошенный дезертиром.

Они пошли, все время оглядываясь назад и показывая дезертиру маузер и пистолет. Отойдя шагов сто, они перестали беречься и повернулись к дезертиру спиной. И сразу раздался выстрел. Видимо, у дезертира был ещё один пистолет. Василий Георгиевич налился кровью и, яростно заревев, ринулся вслед за дезертиром. Но тот, увидев, что промахнулся, взмахнул руками и скрылся за деревьями.

— Черт проклятый! — сказал Василий Георгиевич. — Надо глядеть в оба. Теперь начнут они шляться по лесу.

Впрочем, лес казался пустынным. Выбрав местечко, закрытое со всех сторон кустарником, они пообедали и пошли дальше. К шоссе вышли в сумерки. Вышли и сразу поняли, что перейти шоссе невозможно. Непрерывным потоком шли немецкие обозы. Ездовые погоняли крестьянских лошадок, гружённых военным имуществом и офицерскими чемоданами. На телеги наезжали машины с офицерами, офицерскими жёнами, баулами, корзинами и сундуками. Ползли, грохоча, орудия. Мотоциклы, оглушительно треща, пытались проскочить между машинами. Гудки гудели, моторы трещали, шофёры ругались, лошади ржали, офицеры кричали и размахивали пистолетами.