– Не дам, – сказал Бек. – Это мне на чайхану.
– На похороны это тебе, а не на чайхану, – не отставал от него Пыж. – Сам же говорил: по плечи руки оторвут!
– Я лучше Алесе эту «горошину» отдам, – выпалил Бек.
– Ты уверен, что ей сейчас нужно омоложение? – подал голос Баркас, который отсел от Зины и курил в сторону, чтобы дым не попадал на девочку. А та сидела, обхватив руками колени, думала о чём-то.
– И этот туда же! – возмутился Бек. – Что, тоже считаешь, что я должен отдать «горошину» какому-то Гробовщику, которого я и в глаза не видел?
– Ты никому ничего не должен, – пожал плечами Баркас. – Но вот в том, что твоё чудо-снадобье поможет Алесе, я лично сильно сомневаюсь.
Пыж требовательно протянул ладонь Беку.
Тот поколебался ещё, немного, потом плюнул под ноги, и достал из кармана, то, что гусеница из Паучьего леса обозвала «откаткой».
– На – подавись!
Пыж ловко поймал, брошенную ему «горошину», довольно улыбнулся.
– Я всегда знал, Бек, что ты не жмот.
– Иди уже, – махнул на него рукой Бек. – Лечи своего Гробовщика, да вытаскивай его на Божий свет.
Он перевёл взгляд на Баркаса и спросил:
– Сколько времени осталось?
Тот глянул на свой ПДА.
– Ещё сорок пять минут.
– Успею, – сказал Пыж.
– Да уж – не опаздывай, – сказал ему Бек. – Дай ему «горошину» и тащи, какой есть, наружу. Тут долечится.
Пыж снова потянулся к «бегунку» и снова не закончив движение, обернулся.
– Может и ты со мной? – спросил он у Бека.
Бек отрицательно помотал головой. Ему ни на секунду не хотелось оставлять Алесю без присмотра.
– Иди уже! – рявкнул он.
И Пыж пошёл.
38. Исповедник
Полумрак во все стороны. Приглушённый свет где-то впереди, недалеко. Пыж сощурился, пытаясь рассмотреть его источник, но что-то мешало. Воздух будто бы дрожал и извивался, как в жару над разогретым асфальтом. Рядом и вокруг какие-то тени, приглушенные звуки, похожие на голоса.
Он двинулся вперёд и тут же рядом кто-то прозвучало:
– Э, куда? Тут очередь, если ты не заметил!
На что другой «звук» ему ответил:
– Ты что, придурок! Посмотри на него!
– Опа! А этого как сюда занесло?
Пыж попытался рассмотреть говоривших, но никого рядом не заметил.
Он оглянулся. Дыра, через которую он сюда попал, никуда не делась. Висела в воздухе, за спиной. Сквозь неё, как сквозь матовое стекло, виднелся этаж, откуда он сюда попал, застывшие, как на стоп-кадре, фигуры Баркаса и его мелкой…
Пыж задумался: «А в самом деле, кто Зина Баркасу? По возрасту, она ему в дочери годится. Но уж больно этот человек не похож на отца. Да и ведёт себя он больше, как старший брат, чем папаша…»
Размышляя, Пыж продвигался в сторону света. С каждым шагом видимость всё прояснялась. Наконец, он рассмотрел массивный стол и зажжённую керосиновую лампу на нём. А рядом в потёртом кожаном кресле, откинувшись, сидел человек, одетый в выцветшую гимнастёрку, штаны, стоптанные сапоги, подпоясанный ремнём. Лицо человека было исполосовано шрамами, на шее виднелся рубец от давнишнего сильного ожога. В руках он держал мятую каску. Сзади, облокотившись на кресло, стоял коротко стриженный седой мужик в такой же старой военной форме. На левой его руке, Пыж обратил внимание, не хватало мизинца.
– …ну, и убили мы их, короче. Я очкарика, Брага – хромого. Убили, а «хабар» поделили. Вот и вся история, – услышал Пыж, подходя ближе.
Только теперь он – и как раньше не заметил? – увидел, что перед креслом стоит высокий худой парень с лётчицким шлемом на голове и рюкзаком за плечами. И что-то у него было с ногами. Пыж никак не мог рассмотреть его ступни.
– Летун, – хрипло сказал человек в кресле. – Ну что тебе от меня надо? Я ведь извинился. Да и не виноват я, что ты тогда в «Колючую лужу» влетел. Под ноги смотреть надо было. И добить меня ты сам попросил…
Парень ничего не отвечал. Он топтался на месте, склонив голову на бок, будто прислушиваясь к чему-то.
– Ну как?
– Ну как?
– Ну как?… – раздалось из окружающего полумрака.
Названный Летуном расплылся в благостной улыбке.
– Отпустило! – сообщил он и двинулся от кресла, повторяя. – Отпустило.
Темнота поглотила его фигуру, а к креслу скользнула следующая тень.
– Короче, дело было так, – начал невысокий, крепкий дядька со шрамом над бровью. На гимнастёрке, в которую он бы одет, блеснул комсомольский значок. – Бухали мы с Андрюхой Саблиным у Марика в хате. Как раз из второй ходки вернулись, стресс снимали…