-..и с Баркасом. Нас Алеся наняла. Чтобы тебя найти.
– Никаких Пыжей я не помню, – не дослушав Пыжа, сказал Гробовщик Комару. – Хотя, знавал я одного Баркаса. Он меня Щеглову сдал.
– Это он и есть, – кивнул Пыж.
– Ассоциативная память, – сказал Комар Гробовщику. – Ты вспомнил Баркаса, а потом придумал его.
Он мотнул головой в сторону Пыжа.
– Я живой! – громко возмутился тот.
– Не ори, – поморщился Гробовщик.
– Думаешь, ты первый такой? – спросил Комар. – Киров подсылал уже «живых», вроде тебя.
– Причем здесь Киров? – удивился Пыж.
– А ты думаешь, кто всю эту канитель придумал? Не знаю как, только эта гнида ухитрилась пустить слух, что каждому, кто Гробовщику в самых своих грехах, в тех, что гаже некуда, покается, попустит. Вот и приходят да не по одному – толпой, пичкают его своими мерзостями. А бывают и такие, как ты. Я, мол, живой. Принёс тебе лекарства. А от тех «лекарств» потом с кровью на изнанку выворачивает. Или был тут ещё один. Дорогу к выходу показать обещал. Водил, по темноте этой водил, да по ямам каким-то, колдобинам. А когда у Гробовщика от боли ноги стали отниматься, говорит: я забыл представиться. Фамилия моя Сусанин. И Киров, змеюка, из темноты как загогочет!
– Ты хоть знаешь, что это за место? – спросил у Пыжа Гробовщик.
– Это артефакт под названием «Карман», – хмуро ответил Пыж.
Гробовщик и Комар переглянулись.
– Гляди ж ты – хоть что-то знает!
– «Карман» не просто артефакт. Это – портал, – сказал Гробовщик. – Только выход из него запечатан от таких, как мы. Войти в него, я вошёл, а дальше – стоп! А потом входная дверь у меня за спиной захлопнулась. Вот и завис я в проёме. И вытащить меня отсюда может только тот, кто сюда затащил. Слышал про Полтораша? Вот когда он явится, я ему поверю. А за тобой, извини, не пойду. Хватит. Ученый.
– Полтораш не придёт за тобой, – сказал Пыж. – Никогда.
– Помер что ли? – удивился Комар. – Полтораш и помер? Не верю!
– Я своими глазами видел…
– А я – не видел, – вдруг повысил голос Гробовщик. – И закончим на этом. Доказать смерть Полтораша ты не сможешь, а снова ноги бить я не хочу. И так боль такая, что выть хочется. Да и бок тоже.
– Хочешь доказательств смерти Полтораша? – переспросил Пыж и достал из рюкзака замотанный в тряпку коготь.
– Смотри, – он просто поднёс коготь к дубовой столешнице и отпустил его.
Острие не просто воткнулось в дубовую поверхность. Коготь легко прошёл пять сантиметров дуба насквозь. Задержавшись лишь на остатках плоти у его основания. Запахло гнилью и смертью.
– Жесть! – прошептал Комар восхищённо.
– Как он умер? – спросил Гробовщик после паузы.
– Покончил с собой.
– Полтораш?!!! – Гробовщик переглянулся с Комаром и тот отрицательно замотал головой. – Не может такого быть!
– Это всё Алеся, – сказал Пыж, будто оправдываясь. – Она что-то делает с теми, кто рядом. Что-то хорошее. Не специально, а просто потому, что такая. А Полторашу по случаю пришлось идти с нами. Вот она и…
– Какая Алеся? – Гробовщик даже подскочил на ноги и тут же с криком упал обратно в кресло.
– Какая Алеся? – переспросил он, задыхаясь от боли. – Моя Алеся? Они же с братом ушли через Дверь!
– Ушли, – подтвердил Пыж, нащупывая в кармане «горошину», которую дал Бек. – А теперь она вернулась. За тобой. Ты же обещал? Обещал, да не пришёл.
39. Лёшка
– Зря он в «Карман» полез. И зря я ему «горошину» отдал, – сказал Бек. – Нужно было Монолит дождаться. Он, наверняка, смог бы Гробовщика вылечить.
– Сейчас-то какой смысл об этом говорить? – спросил Баркас. – Сделано и сделано.
Ему было пусто и безнадёжно. А ещё, хотелось спать. Как при отходняке после боя. Он курил уже которую сигарету подряд, чтобы не заснуть.
Бек тоже закурил, потом пожаловался:
– Погано как-то на душе.
Он встал на ноги, подошёл к «Карману», заглянул в него.
– Темно, – сообщил он. – И будто сквозь матовое стекло смотришь. Где там Пыж потерялся?
– Сходи, поищи, – хмыкнул Баркас.
– Много там до двенадцати осталось? – спросил Бек.
– Ещё тридцать две минуты, – ответил Баркас, сверившись с ПДА.
– Скорей бы уж всё разрешилось, – вздохнул Бек. – И ведь понятно, что ничего хорошего не будет. И всё равно – надежда…
Пол под ногами тряхнуло раз, другой. По стенам прошла гулкая дрожь, с гулким треском в нескольких местах лопнула плитка.
– Началось, – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Баркас, поднимаясь.