– Кончился Полтораш, – сказал Бек. – Подробностей не знаю, с ним только Пыж был. Вот он и рассказал, что Полтораш с собой покончил.
– С чего бы это? – спросил Лёшка.
Бек, молча, пожал плечами.
– Я, пожалуй, схожу – вдруг там помощь нужна? – сказала Алеся.
– Не стоит, – сказал ей Лёшка. – Там со временем всякие финты происходят. Скачет то вперёд, то назад. Охота тебе из комы в кому прыгать? А не дай Бог там вырубишься. Давай лучше я…
Он не договорил, прижал ладонь к груди, согнулся в кашле.
Девушка обернулась, бросилась к нему, обняла за плечи.
– Нормально, – ответил Лёшка на незаданный вопрос. Когда он выпрямился, на губах его была кровь.
– Что ж так быстро то? – она провела рукой по его футболке.
– Всё у меня нормально, – сказал Лёшка, отталкивая её руку. Достал из заднего кармана знакомый уже пузырёк, капнул из него себе в рот три капли. Подождал секунду, а потом, хрипя и сжимая руками горло, рухнул на колени.
Зина, вдруг бросилась к Лёшке, ухватила его подмышки, попыталась поднять.
«Дяденька, тебе плохо? Вставай, дяденька!»
Лёшка удивлённо посмотрел на девочку.
– Она …?
– Похоже, что так, – кивнула ему Алеся. – Мы мало что про неё знаем. Сам посмотри – сколько Контролёрша поставила ей ментальных блоков…
«Тётя Рита!» – поправила мысленно Зина.
– Да-да, – тут же исправилась Алеся, и погладила девочку по голове. – Тётя Рита. Я понимаю, она психику девочки берегла, но заодно, она и многое нужное там похоронила. Девочка не то, чтобы родителей – даже имя своё не помнит.
– Так ты пообещала этой «тёте», что обменяешь себя на девочку? – догадался Бек. – Вот почему она нас тогда выпустила!
– Ну, да, – кивнула девушка. – Она здорово прикипела к девочке. Но и мужа, то ли любила, то ли боялась. А супруг, рано или поздно девочку сожрал бы. Вот она и согласилась, когда я ей предложила обмен.
– Согласилась – это ещё мягко сказано, – хмыкнул Бек. – Да она от радости на колени бухнулась! Что я не помню что ли? Ещё бы, так для неё и волки сыты, и овцы целы.
Лёшка перестал хрипеть, вытер выступившие на глазах слёзы. Потом легко вскочил на ноги, подхватил Зину на руки, закружил. Девочка испуганно поджала ноги.
– Ну, ты это – поосторожнее, – с нотками ревности сказал Баркас.
– Зря ты это, – сказала Алеся, указывая на пузырёк, который, оброненный, валялся на полу. – Лучше бы ушёл. И девочку увёл.
Лёшка поставил Зину на ноги и подмигнул ей.
– Вот дождусь Монолита, послушаю, зачем он вас здесь собрал, потом уйду. Вместе уйдём…
В этот момент края «Кармана» заволновались и из щели появились Пыж и здоровенный горбатый мужик, одетый в гимнастёрку, солдатское галифе и стоптанные кирзовые сапоги.
– Ну вот… – начал, было, Пыж.
– Папка! – взвизгнула Алеся и бросилась к мужику. Она обняла его, стала целовать, в исполосованные ожогами и шрамами щёки.
– Дядя Немой! – бросился за ней к этому человеку Лёшка, обнял со спины, уткнулся куда-то в затылок.
– Лёшка, Алеська, – растерянно бормотал человек. – Какие же вы взрослые стали…
А «взрослые» рыдали у него на плечах, будто малые дети.
– Время! – неожиданно объявил Баркас громким голосом.
Все уставились на него, а затем на одну из стен, которая вдруг утратила свой невзрачный вид, налилась светом и зеркальностью, и они увидали свои отражения.
Эпилог. Всё ещё только начинается
Они стояли на перекрёстке четырёх дорог.
Нет, они по-прежнему находились в том же помещении на минус втором этаже системы охлаждения четвёртого энергоблока Чернобыльской АЭС.
И всё же это был перекрёсток!
Из комнаты выходило четыре, по числу стен, тоннеля. И четверо стояли на перепутье: Пыж, Баркас, Бек и Немой, он же – Гробовщик.
– Вот только не вздумай, покончить с собой, – сказал Пыжу Бек.
– С чего ты взял? – буркнул тот. Глянул с вызовом. – Хотя я в своём праве.
– Ага, – сплюнул на пол Бек. – Ты, значит, чистенький «спрыгнешь», а нам втроём ещё и за тебя отдуваться.
– А если я не желаю, – сказал Пыж.
– Зато каменюка, что к Земле летит, желает! Ох, как желает! Пустишь её на свое место?
А Баркас молчал. Он всё ещё был под впечатлением.
«Дяденьки, до свидания! Дяденьки, я буду вас ждать!» И взмах маленькой ладошкой на прощание.
– …Я дарую вам умение видеть, я оставляю вам умения сострадать и сожалеть, – перечислял Монолит устами зависшего на зеркальной стене Лёшки.