Я шел на юг. От железной дороги взял вправо. Земля тянулась мирная. Точно никакой войны не было. Даже начало казаться, что действительно войны нет, немцы проскочили стороной, растворились в бескрайних полях. И вдруг началась черная земля. Я остановился на границе зеленого и черного. И шагнул.
Нет, немцы не проскочили стороной, не растворились в бесконечных полях… За каждый метр русской земли они платили жизнью. Я шел… Мимо искромсанных пушек, мимо сгоревших танков, и даже белые кресты на их боках были черными, я шел мимо «юнкерсов», грохнувшихся о землю, я шел мимо бесконечных воронок, окопов. Я вышел к селу, точнее — к печным трубам, — это все, что осталось от села. Трубы торчали, черные и жуткие. И было тихо. Только две полуодичавшие кошки бросились за мной, но подойти близко боялись, крались между обугленных бревен и мяукали.
Я побежал. Я понял, что, кроме кошек, в деревне никого живого нет. Где люди?
За балочкой я вышел к церкви. Правильными рядами белели кресты. Бесконечные кресты. Сколько? Сто, тысяча, миллион? Я подошел… На крестах были немецкие надписи.
И я засмеялся. И стал приплясывать. Я шел мимо могил и плевал на кресты, бросал в них комья земли, и если бы у меня был топор, я бы рубил, рубил, до полного изнеможения.
А потом, под вечер, я вышел на трупы наших. Кружились мухи, на ветках каркало ожиревшее воронье, стояла невероятная вонь, сладковатая.
Я поднялся на бугор. На его вершине лежали цепью немцы. Их почему-то не захоронила похоронная служба. Валялись каски, коробки. Стараясь не вдыхать запаха трупов, я нагнулся, взял двумя пальцами автомат, оттащил в сторону, долго обтирал травой. «Шмайзер» удачливо ложился в руку. Фрицы умели делать оружие. Но я не умел стрелять из автомата.
Я стал изучать автомат. Легко догадался, как отстегивается и пристегивается магазин. Взвел затвор. Теперь осталось нажать на спуск…
За горизонтом садилось солнце. Я подошел к подбитому немецкому танку метров на пятьдесят, прицелился и нажал…
В руках забилось, забились смерть и жизнь. Вражеская смерть и моя жизнь. Я не мог отпустить спусковой крючок.
И тогда появились трое. Они возникли сзади.
— Перестань шуметь! — сказал один. У него тоже был немецкий автомат. Он был в форме старшего лейтенанта, второй в штатском, в расшитой косоворотке и пиджаке, третьей оказалась женщина. Я понял, что они не враги. Женщина была повязана платком. Глаза. Может быть, они голубые, может, зеленые, карие, вокруг них были черные круги, и глаза казались черными. Она смотрела мимо меня, в степь.
— Где взял оружие? — спросил старший лейтенант.
— Там, — махнул я в сторону бугорка, на котором лежала, скошенная пулеметной очередью, наступавшая цепь немцев.
— Пойду посмотрю, — сказал старший лейтенант.
— Дай сюда! — протянул руку мужчина в штатском.
— Не дам, — ответил я.
— Это не игрушка. Он для дела пригодится, — сказал мужчина.
Я протянул автомат. Мужчина взял, отстегнул пустой магазин, вставил заряженный и протянул женщине.
— На, Зинаида, теперь не голые руки.
Женщина перевела взгляд на автомат, взяла его и стала гладить, как ребенка.
Я не расспрашивал, кто они такие, они не расспрашивали меня, кто я такой. Мы расположились за танком. Мужчина разложил из сухого бурьяна жаркий и бездымный костер. В котелке вскипел кипяток. Разлили в кружки.
— Получай в обмен. — Мужчина протянул тесак. — Домой пробираешься, хлопец? С окопов? С оборонных работ?
— Ага, — соврал я.
Пришел старший лейтенант, обвешанный оружием. Он несколько раз ходил на бугор. Потом копал в низинке яму, складывал туда автоматы, гранаты. Выровнял место.
— Запомнил? — спросил мужчина.
— Найдем, — ответил старший лейтенант.
Поужинали немецкими консервами. Сардины в плоских банках, галеты, телятина в желе. И я заснул.
Мы шли ивняком вдоль реки. Речка почти пересохла, белела отмелями, чуть дальше — вытянулась проселочная дорога. Мы шли на юг. Нога побаливала. Я боялся отстать.
Взрослые уходили все дальше и дальше. Я понимал, что не нужно окликать их. Я и так связывал их движение. Я был обузой. Пацан. Да еще хромой. И если бы нога не болела, они бы тоже не взяли с собой. К тому же, я пробирался в Пятигорск к бабушке. Жалко, автомат отобрали. Ничего, найду. Добра много в степи.