Когда вошла Марта Зойом, все поднялись со своих мест так медленно и осторожно, словно оберегали нечто хрупкое. Непривычно тихо и робко девочки поздоровались с учительницей. Тетя Марта ответила на приветствие и, когда девочки уселись и легкий шум утих, взглянула на две одинокие, застывшие фигуры.
— Садитесь, — сказала тетя Марта и, почувствовав царившее в классе напряжение, пристальным взглядом обвела ряды парт.
Жанетта, постукивая каблуками, направилась к своей парте. Эстер Вамош, сгорбившись, отворила дверь и шагнула в коридор.
— Ты куда? — Марта Зойом сбежала с кафедры и быстро подошла к Эстер.
— Домой, — тихо ответила Эстер.
— Почему?
— Так.
— Это не ответ, — сказала тетя Марта и прижала к себе холодную руку Эстер. — Что с тобой? Тебе плохо?
Ответа не последовало. Тогда тетя Марта отвела, на место дрожавшую всем телом девочку и, усадив ее, обняла за плечи.
— Сейчас же скажите, что здесь произошло! Слово за тобой, Шмит, — обернулась она к Илонке. — Ты ведь ответственная за порядок в классе.
Илонка Шмит встала и, выпрямившись, молча смотрела на учительницу, сжав губы.
— Шоймоши! — Тетя Марта уже почти кричала. — Немедленно скажи, что случилось с Эстер!
Эржи проглотила комок, застрявший в горле, и сказала:
— Аннушка Рошта изображала Эстер Вамош. Мы поздно заметили, что Эстер стоит у порога.
— Вот как…
Тетя Марта отвела руку, обнимавшую сгорбившиеся плечи девочки, и взбежала на кафедру. Сверкая глазами, она стояла у своего стола, словно судья:
— Передразнивала Эстер? Ее речь передразнивала?
— Да, тетя Марта.
— А еще?
Помолчав секунду, Эржи сказала:
— И лицо ее… фигуру…
— И походку тоже?
— Тоже…
От нервного возбуждения у Бири Новак вырвался смешок, похожий на стон, который она тут же заглушила притворным кашлем. На задней парте кто-то громко вздохнул.
— Стыдись! — Марта Зойом смотрела на Жанетту в упор. Никто, никогда не видел учительницу такой взволнованной. — Стыдись, Рошта! — Она резко вскинула руку по направлению к Жанетте. Все замерли. Рука судорожно сжалась в кулак, было видно, что лишь огромным усилием воли Марта Зойом сдерживает себя. — Ты злое… неслыханно злое существо! Тебя здесь все приняли с любовью, помогали тебе, не смеялись над твоими ошибками и над… над всем прочим… А ты осмеяла физические недостатки твоей подруги… обидела одну из наших лучших учениц, которую все мы высоко ценим, уважаем, потому что она прилежная, честная и… и хорошая!
Мари Микеш вскочила и, громко плача, выкрикнула:
— Тетя Марта, мы тоже смеялись… мы все смеялись, тетя Марта!
— Сядь! Сейчас я говорю! — На висках учительницы вздулись синие жилки; сжатой в кулак рукой она резко стукнула по столу и посмотрела на Жанетту сверху вниз. — Артисткой хочешь быть? Думаешь, рабское подражание голосам и движениям — это достижение искусства? Этим обезьяны занимались в первобытных лесах! Артист отдает все, что у него есть самого лучшего — сердце, душу, все свои знания, — истолковывая то, что хотел сказать писатель. И я надеялась, что мы готовим тебя именно к этому. Но ты, Рошта, тут балаган затеяла, и ничего больше!
Тетя Марта отвернулась от Жанетты, почти терявшей сознание, и тут же, подойдя к Эстер, с нежностью обняла ее.
— Не бойся, — мягко сказала она, прижимая ее к себе, — не печалься, дитя мое. Ты поправишься, только жди терпеливо этого, не торопись. А для твоих родителей и для нас ты дорога и сейчас, мы гордимся тобой и хотим одного — чтобы у нас в стране было побольше таких хороших и полезных людей! Не плачь же!
И Марта Зойом погладила веснушчатое личико, крепко прижавшееся к ее юбке. В напряженной тишине невнятно прозвучал дрожащий, задыхающийся голос Эстер:
— Она ведь только пошутила, тетя Марта! Она не хотела меня обидеть…
— Надеюсь, у Рошта хватит чести и совести сказать тебе об этом. — Марта Зойом снова поднялась на кафедру и раскрыла классный журнал. — Кто сегодня отсутствует?