Пока Жанетта ходила в магазин за словарем, тетя Вильма переоделась в теплый халат, сунула ноги в домашние туфли и, устроившись в кресле, наслаждалась теплом и уютом… Шли годы, а у Вильмы Рошта не угасало чувство радости при мысли о ее светлой, чистой квартирке. Она постоянно украшала, оснащала свой дом. Из отложенных про запас денег она покупала то этажерку, то вешалку с узким зеркалом для передней. Теперь она уже несколько месяцев собирала деньги на новый книжный шкаф. Вечерами по субботам она заходила в комиссионный магазин на бульваре Ленина — «приглядеться», как она говорила, и, когда соберется достаточно денег, купить то, что окажется по вкусу. А сейчас деньги понемногу таяли. Но это не беда! Главное, чтобы у девочки было все необходимое. Лишь бы она свыклась с новыми условиями жизни, не лезла поминутно со своим Парижем и набрала в весе еще хоть несколько килограммов. Когда Вильма видела, как розовеет бледное лицо Жанетты и наливаются мускулы на ее руках, она испытывала ни с чем не сравнимую материнскую гордость. Книжный шкаф подождет до весны, когда Йожи немного приоденется. Да, Йожи! Как ни приятно понежиться в мягком кресле, но надо написать Йожи письмо. Пусть он там, в Комло, не беспокоится за своих близких.
Вздыхая и охая, тетя Вильма поднялась со своего места. В доме и почтовой бумаги-то нет, давненько она никому не писала. Ну, ничего, подойдет и листок из тетради, — решила она и начала писать крупными круглыми буквами. Две страницы целиком заполнили вопросы: как идет работа? Учится ли Йожеф? По-прежнему ли живет вместе с Дюлой Дэржи? Есть ли новые знакомые? Подал ли он уже заявление о приеме в партию и кто дал ему рекомендацию? Понятно ли описал он в автобиографии, почему задержался во Франции, не опустил ли чего, говоря о пребывании в немецком концлагере, написал ли, как работал там? Задав все свои вопросы, напоминавшие скорее суровые, короткие приказы, Вильма написала: «Беспокоиться тебе, Йожи, нечего. Аннушка ходит в школу, и, похоже, что там она понравилась, потому что у нее уже завелись подруги. Надеюсь, что скоро смогу написать тебе и о ее успехах: на ближайшем родительском собрании что-нибудь скажут о ней учителя. Классную руководительницу зовут Марта Зойом, дома девочка часто упоминает о ней. В последнем письме я писала, как Аннушка обрадовалась конькам. На катке она тоже делает успехи — сама говорила, значит так оно и есть, потому что надо признать, Йожи, — дочка твоя никогда не кривит душой и говорит правду…»
Тут Вильма Рошта оторвалась от письма и призвала себя к порядку — не следует расхваливать девочку на все лады, лучше не досказать, чем преувеличить. Вильма продолжала писать:
«Сейчас она отправилась в книжный магазин за словарем — напало на нее желание читать венгерскую книжку. А уж если этой девочке придет что в голову, она не отступит. Что правда, то правда: сила воли у нее есть, — может, как раз в тетю Вильму уродилась! Ну, о чем тебе еще написать? Дочка твоя растет, прибавила немного в весе, порозовела, так что о здоровье ее не беспокойся. В школе ее зовут Аннушкой, называться Янкой она не пожелала. Не удивляйся, если вскорости получишь от нее письмо на венгерском языке — умишко у нее острый, схватывает все быстро, лучшего и желать нечего. Словом, в Будапеште она уже не пропадет. Так что заботься только о себе — о своем здоровье да о работе. Из зарплаты купи себе верхнюю рубашку и белье, а мы здесь живем неплохо. Твоя любящая сестра Вильма».
Ворвалась Жанетта со словарем в руках, положила на стол сдачу. Январский морозец разрумянил ее лицо, глаза сияли. Она сказала:
— Тетя Вильма, вы и представить себе не можете, какая на улице завируха!
8
Январь подходил к концу. Было приятно считать: еще пятьдесят четыре дня осталось… а теперь пятьдесят два… Ведь Аннушка Рошта всерьез думала, что весна наступит как раз 21 марта. И, само собой разумеется, душа ее полна была трепетного ожидания в эти беспокойные дни.
Чуть не каждый день появлялись новые признаки приближения весны: то легонько погладит тебе щеки мягкий, ласковый ветерок; то тетя Вильма, обедая на кухне, скажет: «Выключи-ка, Аннушка, свет, на улице совсем еще светло». А ведь уже давно четыре пробило! Однажды, возвращаясь из школы, Жанетта расстегнула пальто — такая стояла теплынь. А перед Восточным вокзалом пришепетывающий старушечий голос тоже звучал вестником весны: «Пожалуйте подснежники, кому подснежники!»
Итак, зима начинает понемногу отступать — приходит ей пора уступить место юной весне; но отступает зима неохотно, о чем свидетельствуют злые снежные бури и яростные метели, грозно нависшие тяжелые тучи… Как-то раз, когда Жанетта направилась в школу, город затянула пелена тумана. Перед церковью она торопливо перекрестилась, окинула взором церковное здание и сказала про себя: «Не успею! Сбор в школе назначен на девять часов утра, и сразу пойдем в кино». А в следующее воскресенье нашлась другая причина: «Мне же надо спешить — сегодня концерт художественной самодеятельности рабочих Газового комбината». А в другой раз, когда Жанетта торопливо проходила мимо церкви, откуда доносились звуки органа, она дала следующее объяснение невидимому наблюдателю: «Сегодня мы идем на выставку, посвященную Павлову. Не могу же я опоздать!»