Скорее бы домой! Поздно уже. Около двенадцати, наверно. Спать хочется.
— Валечка!
Валя вскинул голову. Возле сундука, прижимая к груди тетрадь в розовой обложке, стояла Лита.
— Валечка, — сказала Лита и положила ему на колени розовую тетрадку, — напиши мне сюда что-нибудь.
На розовой обложке стояла разноцветная надпись: «Альбом».
На первой страничке среди кружочков, завиточков и крендельков было выписано крупными каракульками:
Внизу стояла подпись: «Твоя Марочка».
Лита быстро перелистала исписанные листочки, нашла чистую страничку и сунула Вале в руку красный карандаш.
— Вот тут напиши.
— А что писать?
Лита словно только и ждала этого вопроса, быстро выдернула из кармашка листок бумаги, свернутый в крошечную трубочку.
— Вот это.
Валя развернул листок. Там было написано стихотворение. Говорилось в нем о цветах, о каких-то елках и немножко о любви.
Валя переписал стихотворение на чистую страничку, расписался и даже пририсовал сбоку цветочек, похожий на подсолнух.
Когда он кончил, Лита почти вырвала у него из рук альбом и убежала.
Немного погодя к Вале подошел Славка.
— Слушай, а ведь Литка твоя сейчас там вовсю хвастается.
— Чем хвастается?
— А вот тем, что ты ей в альбом написал. Все хохочут. Ты это зря. Она ж всем разболтает. Вот увидишь, в понедельник вся школа знать будет.
— А что я написал? — испугался Валя. — Там ничего такого особенного нет. Там что-то про елки написано… Я читал.
Славка хохотнул.
— Смотря как читать! Можно слева направо, а можно и наоборот. А можно и сверху вниз. А ты, небось, и не догадался?
Валя пошарил вокруг себя — вот он, листок, который ему дала Лита. Он торопливо прочел стихотворение с начала до конца:
Попробовал прочесть первую строку справа налево, получилась белиберда.
Прочел все первые заглавные буквы сверху вниз и позеленел…
А внизу, под этим дурацким стихотворением, красовалась четко выписанная Валина подпись.
Валя задрожал от такой несправедливости, мерзости, подлости. Он подбирал слово похлеще, но похлеще слов в его лексиконе не находилось, и он все повторял: «Мерзость, мерзость, подлость!»
…Литочка сидела возле паренька с пышно взбитым чубом, а вспотевший от усердия паренек старательно выписывал что-то в Литочкиной розовой тетрадке.
Валя выхватил тетрадку у него из рук, лихорадочно перелистал страницы и вырвал лист, на котором его рукой было написано: «Люблю тебя».
Литочка налилась красным соком, как помидор, и наскочила на Валю.
— Дурак! Не дам! Мой альбом!
Когда-то Вале казалось, что если Литочка посмотрит на него не прищурившись, а так, как смотрят все люди, то по его лицу забегают солнечные зайчики.
Сейчас Лита смотрела на Валю во все глаза, но солнечных зайчиков не было. Литочкины глаза были похожи на двух колючих холодных жучков.
— Я скажу… Тебя изобьют, — кричала Лита. — Выследят и изобьют… У меня друзья!
Она обернулась к Клюеву. Клюев развел руками: «Я тут совершенно ни при чем».
Валя в кухне кое-как натянул на себя пальто и ушел.
На улице падал снег. Густой, тяжелый. В двух шагах ничего не видно. Валя брел к своему дому наугад.
Вот, кажется, он и добрался. Тяжелая дверь, впуская его в дом, сердито скрипнула. Валя поставил ногу на первую ступеньку и остановился: по лестнице к нему навстречу бежала мать…
Беда
Валентина Васильевна проснулась оттого, что перестала вдруг ощущать возле себя маленькое теплое тельце. Она вздрогнула и открыла глаза.
Василек сидел на другом конце дивана и смотрел на нее.
— Василек, куда же ты от меня улез?
— А где Валька? — враждебно спросил Василек.
— Валька?..
Валентина Васильевна встрепенулась, взглянула на будильник, стоящий на тумбочке. Стрелки показывали пять минут второго.
Она не поверила своим глазам, поднесла будильник к уху. Идет! Торопливо рванув рукав платья, посмотрела на ручные часики… Пять минут второго ночи! Да что же это такое?