— А где Валька? — снова спросил Василек.
Валентина Васильевна прижала задрожавшие пальцы к вискам, вскочила, стремительно пробежала через коридор и кухню, распахнула дверь в свою комнату, включила свет.
В комнате никого не было.
— Валя! — позвала Валентина Васильевна. — Валя!
Ей никто не ответил.
Через кухню протопал босыми ногами Василек, остановился на пороге комнаты, глядя на Валентину Васильевну перепуганными, готовыми к слезам глазами.
С Валей случилось несчастье!.. Попал под машину!.. Зарезало трамваем!.. А Валька боится сказать ей об этом и не идет домой…
Нужно куда-то бежать… Куда-нибудь… К людям… Звать на помощь…
— Василек, — не слыша своего голоса, крикнула Валентина Васильевна. — Ступай к себе, я вернусь…
Она не бежала по лестнице, а летела.
Одна лестничная площадка. Другая… Мешают высокие каблуки. Валентина Васильевна сбросила на ходу туфли.
Еще одна площадка, еще одна. Кажется, последняя…
Навстречу ей по лестнице поднимался Валя.
…Валя, увидев мать, замер и ухватился руками за перила.
— Разве ты?.. — пробормотал он и замолчал.
Мать была в одном платье, без пальто, даже платка на голову не накинула, и в одних чулках.
— Мамочка… честное слово, я не виноват… Меня пригласили… Я бы не пошел… Мне эта вечеринка, ни капельки не понравилась… Честное слово, ни капельки…
— Где Валька?
— Валька? Я не знаю.
— Уходи вон, — сказала мать не своим, чужим голосом.
— Что? — не поверил Валя.
Мать протянула руку, отстранила сына с дороги и торопливо пошла вниз, к двери.
— Мама! Куда ты? Босиком…
Он выскочил на улицу следом за ней.
Мать стояла в будке телефона-автомата у подъезда и торопливо набирала номер.
«Ноль два! — ужаснулся Валя. — Милиция!»
Разве он что-нибудь сделал ужасное? Разве он бил кого-нибудь? Хулиганил?..
Мать что-то быстро-быстро говорила в трубку.
Потом она открыла застекленную дверь будки и крикнула:
— Принеси мне пальто и на ноги что-нибудь. Скорее!
Валя бросился домой.
На лестничной площадке между вторым и третьим этажом подобрал мамины туфли со стоптанными каблуками…
В коридоре громко плакал Василек.
— Не реви! — на ходу бросил ему Валя. — И без тебя тошно!
Когда он вернулся к телефонной будке, мать, торопясь, вырвала у него из рук свое пальто и ботики, торопливо оделась и, крикнув на ходу «ступай домой, смотри за ребенком», побежала куда-то по темной улице.
— Куда ты? — слабо крикнул ей вдогонку Валя.
Мать не обернулась. Валя беспомощно огляделся по сторонам.
«Что-то случилось. И он, Валя, к этому причастен… Мать велела смотреть за каким-то ребенком… Ах, да! За Васильком!»
Валя поднялся наверх, попробовал чего-нибудь добиться от Василька, но Василек смотрел на него злыми глазами и молчал, вытирая со щек слезы.
Валя растолкал спящего Димку. Димка ничего не понял, перевернулся на другой бок и снова уснул.
Валя, не раздеваясь, прошел в кухню, опустился на стул и уставился на темное окно.
Сидел так он недолго, пришел Вовка.
Валя бросился к нему навстречу, в коридоре начал было спрашивать:
— Ты не знаешь, что…
Вовка, не говоря ни слова, отпихнул его в сторону локтем так, что Валя ударился спиной о стенку, прошел в угол, где стояли новенькие Валины лыжи, расшвырял в стороны стоявшие там тазы и лоханки, которые отчаянно загромыхали, взял лыжи и ушел, оставив дверь на лестничную площадку распахнутой настежь.
Валя постоял немного у двери на сквозняке.
Дом стоял, погруженный в темноту, даже на лестничных площадках уже погасили неяркие лампочки. Распахнутая в темноту дверь была похожа на вход в черную пещеру.
Вале стало не по себе, он захлопнул дверь. Заглянул к Пустовойтовым.
Василек сидел в уголке дивана, подперев ладошкой щеку. Валя присел рядом, но Василек совсем по-вовкиному отпихнул его локтем. Валя отодвинулся в другой угол дивана…
Густая темнота за оконными стеклами стала постепенно светлеть.
Когда рассвело, пришла мать.
Пришла она уставшая, бледная, вокруг глаз синие круги.
Развязывая платок, глухо, в воротник пальто сказала:
— Нашли…
После метели вдруг к концу первой половины дня заявила о себе весна.
Заявила робко, жалась пока поближе к теплу — к крылечкам, над которыми задымился жиденький влажный пар, и к железным крышам, с которых потихоньку начали сползать холодные капельки.