Дина окликнула брата. Он заворочался на своем диване, дал знать, что не спит.
— Знаешь, — серьезно сказала ему Дина, глядя на тень. — Иногда мне кажется, что он не умер, что он всегда здесь, рядом. Вот позову его, и он придет…
— Нет, — тоже серьезно ответил ей Андрей. — Он умер. Просто его душа переселилась в маму.
Через минуту он уснул. В кухне было тихо, тень на стене не исчезала.
— Папа, — негромко позвала Дина.
Тень на стене всколыхнулась. Мать появилась на пороге комнаты. Вглядываясь, удивленным шепотом спросила:
— Ты меня?
— Конечно, тебя. А кого же? — сказала Дина и улыбнулась в темноте…
Еще один автомобиль вынырнул из-за угла, опять мимо! Еще один! Такси! Дина бросилась навстречу. Но такси, не остановившись, проехало мимо. Дина побежала следом, растерянно вытянув вперед руки, словно хотела поймать такси…
— Дина! Ты куда? — послышалось за ее спиной.
Дина обернулась.
У ворот дома стояли мать и Андрей. Одни. Больше никого с ними не было.
— Что же? Где же? — испуганно воскликнула Дина, подбегая. — Что случилось?
— Ничего, ничего! — ответила мать и отвела взгляд куда-то в сторону, куда-то за спину Дины, словно увидела там, за ее спиной, что-то интересное. — Просто она уже уехала. Она была проездом. С поезда на поезд. Всего двадцать минут. Не расстраивайся, Динок!
— Вот тебе раз!
Дине захотелось зареветь — вот тебе и гости! Ждали-ждали! Стирали-стирали! Гладили-гладили!
— Ничего, ничего! — снова сказала мать и снова посмотрела куда-то мимо Дины.
Дина оглянулась и ничего интересного за своей спиной не увидела.
— А что она вам говорила?
— Жалела, что тебя не смогла увидеть.
— И все?
— Все.
— А тебе что она сказала? — повернулась Дина к Андрею.
— Мне? — переспросил он угрюмо. — Мне она сказала: «На, подержи чемодан».
Ин-те-рес-но! Почему это они оба такие насупленные и угрюмые? И почему это мать то и дело тревожно поглядывает на Андрея? А Андрей не поднимает головы, словно боится взглянуть на мать. Что у них там произошло на вокзале?..
Дина шла следом за ними через двор к крыльцу дома и недоумевала.
Но у самого крыльца мать вдруг обернулась и улыбнулась Дине. Улыбнулась она устало и даже, как Дине показалось, грустно. Но этого было достаточно. Недоумение ушло.
Письмо
В доме одна за другой захлопали двери. Пришло утро.
Дина потянулась и разом сбросила с себя одеяло. Осторожно прошлепав босыми ногами по полу, она подошла к дивану и тронула спящего Андрея за плечо.
— Вставай!
Он сейчас же недовольно завозился, заворочался под одеялом.
— Ну хорошо, — шепотом сказала Дина. — Поспи еще немного. Минут пять еще можно.
Тогда он вылез из-под одеяла, лохматый, заспанный, и сердито заворчал:
— Сколько раз договаривались: без поблажек!
— Тише! — замахала на него руками Дина. — Разбудишь!
Так начиналось каждое утро.
Каждое утро они сами готовили завтрак на троих, убирали комнату, то и дело шикая друг на друга, и разговаривали шепотом, чтобы не разбудить мать. И все-таки каждое утро ее будили. Разбудили и сегодня. Она оделась и вышла на кухню, где Дина и Андрей жарили картошку.
— Ну вот! — воскликнула Дина. — Разбудили! Могла бы еще спать и спать!
— Вот еще! Чтобы опоздать на работу, да? — шутливо спросила мать. — Не хочу. Работа у меня хорошая, веселая. С солнечными зайчиками.
Сказала она это не очень весело, но потом взяла и улыбнулась. Чудесная это была у нее привычка — улыбаться даже тогда, когда ей этого не очень хотелось.
— Сама ты у нас с солнечными зайчиками, — сказала ей Дина. — Иди завтракать. Готово.
За завтраком они, как всегда, болтали о разном. О Брыковке, например. Хорошо, что Лелька опять в этом году берет туда с собой Дину. Хороший человек Лелька. И бабушка ее тоже хороший человек. А Брыковка — это просто рай. И уж там-то, в конце концов, Дина справится со своими легкими.
Дина поддакивала, хотя на сегодня у нее было намечено дать последний бой всем троим — матери, Андрею и Лельке.
— Хорошо у нас летом, — издалека начала она. — И вообще у нас хорошо. И зелень есть, и воздух свежий. А в Брыковке не такой.
— Кончатся дожди, опять пылища будет, — пригрозил ей Андрей.
Мать промолчала, только посмотрела на Дину, и Дина тут же рассердилась на Андрея. Тоже мне художник! Глаза-то на портрете — это глаза матери, а не Ивана Чижикова! Темно-карие и ясные. Не умеешь рисовать, так нечего было соваться!