— Но у него тоже были карие, — возразил Андрей.
— Карие, — подтвердила мать.
— А у Лельки мать добрая, — озорным шепотом произнесла Дина. — А у Верки Щегловой и вовсе.
— Я злая! — твердо сказала мать. — К тому же ты сама понимаешь, что тебе нужно ехать.
— Да, — с тоской ответила Дина, — понимаю. Но мне надоело! Даже в походы меня сроду не брали!
— Но ведь я с тобой сидел, — утешил ее Андрей. — И если нужно, еще сидеть буду…
Из дома они вышли все втроем. Андрей сегодня первый раз выходил на упаковку, а Дина отправилась проводить их, заодно ей нужно было зайти в гастроном.
По дороге к гастроному Дина нарочно завернула на Лелькину улицу. Надо же разведать, собирается Лелька в Брыковку или нет.
Улица в этот утренний час была пустынной и тихой. Только с Волги то и дело набегал ветерок, и тогда листья на деревьях начинали о чем-то шумно беспокоиться. Солнце, уже давно поднявшееся над горизонтом, было скрыто облаками, оно не грело и не светило, но облака притиснулись к самому краю неба. Значит, небо будет голубым.
Окна в Лелькиной квартире были, как обычно, распахнуты настежь. Огурца в окне чудес уже не было: Лелька, наверно, его съела. Но зато там было большее чудо — сама Лелька. Она сидела на подоконнике спиной к улице и что-то шила.
— Вот дуреха! — доносилось из глубины комнаты. — Ну и дуреха!
Не иначе, как Лелька переделывала в сарафан еще одно платье!
Дина подобрала яркий лоскутик, упавший с подоконника на тротуар, и улыбнулась Лелькиному затылку.
— А, явилась! — не оборачиваясь, сказала Лелька. — Вещи принесла?
— Какие вещи? — невинно спросила Дина.
— Не мои же. Мои на месте, в чемодане.
— Так рано же, Лелька! Еще два дня.
— Все равно неси. Я уже уложилась. За тобой дело.
— А огурец ты съела?
— Съела.
— Без меня?
Лелька обернулась и расплылась в улыбке:
— Оставила. Сейчас принесу.
Она спрыгнула с подоконника в комнату и ушла. Через минутку вернулась, держа в одной руке половинку огурца, а в другой книгу.
— Это съешь, а это отнесешь Верке.
— Верке? Так мне же некогда, Лелечка! Мне за хлебом, а потом за маслом, — Дина вынула из кармашка доказательство — деньги.
— Все равно отнеси, — сказала Лелька хмуро. — Я с ней из-за фикуса поругалась и не пойду к ней ни за что. А она скоро уезжает.
— Куда?
— Не знаю. Совсем уезжает.
— Как совсем?
— Очень просто — совсем. Туда ей и дорога!
— Куда туда?
— А я почем знаю!
— Жалко Верку.
— Верку?.. Жалко?.. С ума сошла!
— Все равно жалко!
Дина присела к Лельке на подоконник и стала есть огуречную половинку, сокрушаясь о том, что Верка уезжает и что где-нибудь кому-нибудь она наделает пакостей. Прозевали Верку, проморгали! Прошляпили!
— Иди! Иди! — принялась Лелька спихивать Дину с подоконника. — А то уедет, скажет: «Из-за фикуса ругалась, а мою книгу зажулила». Иди! По дороге съешь.
— Ладно. Только я из-за фикуса с ней ругаться не буду.
— Врешь! — злорадно сказала Лелька. — Будешь!
— Не буду.
— Будешь!
— Честное слово, не буду!
Облака уже убежали за горизонт, вовсю светило солнце, в Лелькином дворике чирикали воробьи, и ругаться сегодня, и в самом деле, ни с кем (пусть даже с Веркой, с которой приходилось ругаться пять раз в неделю) не хотелось.
Лелька смилостивилась:
— Ладно, не ругайся! Только ты ей все-таки скажи еще раз от меня, что она дрянь.
Лелька снова уселась на подоконник кромсать платье, а Дина, покончив с огурцом, двинулась к Верке.
Верка жила недалеко, они с Лелькой были почти соседями.
«Чудом природы» Андрея и Дину дразнили несправедливо, настоящим чудом природы была Верка Щеглова. В бывшем восьмом «А» — теперь девятом — не было ни одного человека, который бы с ней не ругался.
Возле дома Щегловых Дина увидела такси. Шофер такси, парень лет двадцати, стоял на крыльце и стучал кулаком в дверь. Наверно, он стучал давно и никак не мог достучаться, лицо у него было сердитое. Из соседней двери выглядывала женщина и говорила шоферу:
— Стучите, стучите! Дома они, сама видела. Не слышат, наверно.
— Уже минут пять стучу, — сердился шофер. — Что же это они? Вызвали такси, а сами уснули?
— Подождите! — крикнула Дина шоферу, — я сейчас!
Она открыла калитку, которую мог открыть только человек, знающий все ее секреты, и вошла во двор.
Она пробежала по узкой тропке меж зарослей высокой густой травы, которую все называли почему-то вениками, к окну Веркиной кухни. Подоконник был низкий, окно большое — в него можно было входить, как в дверь.