— Клашка! — позвала Светлана.
— Чего тебе? — не отрываясь от работы, откликнулась Клаша.
— Книгу-то сдала?
— Сдала.
— Открылась библиотека?
— Открылась.
— Знаешь, Клашка, а ты вдруг малость посимпатичней стала. Наверно, это оттого, что ты сейчас растрепанная.
— Умнее ничего сказать не могла?
— А я в Крым еду! — объявила Светлана. — Через две недели. А то и раньше. Еще подумаю, когда. Может, тебе оттуда чего привезти надо?
— Привези.
— Чего?
— Медузу.
— Медузу?..
— Да. Только самую толстую.
— А зачем она тебе?
— Отвяжись ты, Светка, от меня с твоими медузами! Не видишь: дело делаю! Не нужно мне твоих медуз. Поезжай себе, отдыхай на здоровье. Поправляйся. Толстей. Поезжай, поезжай.
— Я завтра еду. И приеду, когда захочу!
— Хоть сегодня поезжай. Мне-то что!
— Вот и поеду сегодня! Вот уложусь и поеду!
— Ты давай, Светка, от забора отлепись. А то я сейчас двор из шланга поливать буду. Могу тебе душ холодный нечаянно устроить.
— А ты перестань свое барахло возле нашего забора трясти. Пыль прямо на цветы летит.
— Ничего с вашими цветами не стрясется.
— Вредная ты, Клашка! Не хочу с тобой больше разговаривать!
Светлана стукнула на прощанье кулаком по забору и отошла. Вернувшись в дом, она громко объявила:
— Еду сегодня! Еду! Еду! Сейчас сбегаю на вокзал, узнаю насчет поезда, уложусь, и все! Ты, пожалуйста, меня, мама, не разубеждай. Уже решила! Вот беру чемодан и укладываюсь! Видишь?
Мать развела руками.
— Ведь не уложено ничего! И платки носовые не выстираны, и сорочки. А день рождения-то как же? Ведь мы же хотели сначала твой день рождения отметить и паспорт оформить… А теперь как же?.. Да и с Виктором-то на коней месяца договорились.
Светлана удивленно посмотрела на мать.
— Что это еще за Виктор?
— Виктор? — мать почему-то смутилась. — Виктор — это сын хозяйки дачи. Он на днях тоже на дачу едет. Я договорилась с его матерью, вы поедете вместе. Вдвоем-то веселее. Он очень воспитанный, приличный. Да помнишь, зимой мы видели его у тети Марии. Тебя с ним познакомили. Помнишь? Он еще сказал тебе, что давно хотел с тобой познакомиться.
— Тот самый? С сосульками вместо глаз? Зря договаривалась! Без провожатых обойдусь. Что я, маленькая, что ли? Шестнадцать лет скоро.
Светлана вытянула из-под кровати чемодан, швырнула в него платье, шерстяную кофточку.
— Так я еду, мама!
Мать в сердцах махнула рукой.
— Поезжай!
— Я так и знала, что ты согласишься!
— Ну еще бы! Разве тебе в чем-нибудь откажешь! Ты ж упрямая, вся в отца!
— Не вспоминай отца, — попросила Светлана. — Не хочу, чтобы ты сердилась. Ты всегда, когда его вспоминаешь, сердишься… Он сделал что-нибудь плохое, да?
— Оставим этот разговор! — раздраженно сказала мать.
— Хорошо. Оставим.
Светлана снова склонилась над чемоданом. Отец, конечно, ничего плохого не сделал, но мать все равно на него сердится.
Кончился ливень, и сразу все стало ярким: и небо, и море, и кустики самшита у веранды. Только земля потемнела, и светлая галька на дорожке, ведущей к даче, стала черной.
— Светлана!
Это позвал Виктор. Светлана не обернулась. Она смотрела на море. Море было голубее неба, красивое-красивое. Смотреть на море было приятнее, чем на Виктора.
— Я еще неделю назад просила тебя показать мне грот Пушкина. Ты трусишь, да? Ты трус, да?
Виктор за ее спиной тихонько покашлял. Голос у него был хрипловатый, и он часто покашливал, словно хотел откашляться.
— Наша лодка очень старенькая, — произнес он тихо, — а я не умею плавать. Если что случится, то мы оба утонем.
— Я не утону, — сказала Светлана. — Ты как хочешь, а я не утону.
Она обернулась и посмотрела на Виктора. Виктор все время ходил в темном костюме и в серой крапчатой кепке. И сегодня он был в черном костюме и в кепке. Можно подумать, что это форменная одежда.
Глаза у Виктора были бесцветные. Они никогда почему-то не отражали ни моря, ни неба. В них все время Светлана видела лишь свое отражение. Может быть, потому, что он всегда смотрел на нее? А нос его напоминал вытянутый вперед указательный палец.
— Я поеду сегодня в грот, — сказала Светлана. — Я возьму лодку и буду грести сама. Если хочешь, можешь поехать со мной. Только имей в виду: если будем тонуть, я тебя спасать не буду…