Человека, который верит в бога.
Костер уже пылал! Огромный, яркий, он гудел и разбрасывал искры, старался захватить желтыми лапами ветви кипарисов у ограды.
Светлана остановилась недалеко от входа, прижалась спиной к чугунной ограде, и Большой костер ласково прикоснулся к ее лицу своим теплом.
Две девочки-артековки, пристроившиеся прямо на земле — поближе к костру, оглянулись и посмотрели на нее.
Они посмотрели на нее без всякого интереса, равнодушно, а Светлана в их взглядах прочла: «Зачем ты сюда пришла? Костер у моря и даже угольки, что от этого костра останутся, — это уже не твое, это наше. А у тебя, наверно, уже совсем другие заботы».
«Неправда! — молча ответила им Светлана. — Нет у меня никаких забот!.. А если уж вам так жалко вашего костра, то, пожалуйста, я могу уйти! И не нужны мне угольки от вашего костра, и не нужны мне ваши голубые камни!» Но девочки уже давно на нее не смотрели, отвернулись.
Жалко. Она бы еще сказала этим двум девочкам о том, что шла сюда, на Костровую площадку, через Мертвую долину и не боялась ни капельки. Хотя там не было ни одной живой души. Только одни улитки. Но они все равно молчали. Светлана, наверно, не одну раздавила в темноте ногами, а они даже не пикнули.
Она бы сказала этим двум девочкам еще о том, что после сегодняшнего случая на море захотелось вдруг уехать домой.
Вот она возьмет и уедет. Кто ей может помешать? Никто! Вот возьмет и уедет!
Светлана постояла еще немного на Костровой площадке, подставляя лицо теплому дыханию Большого костра, потом вздохнула тихонько и направилась к выходу.
Утром хозяйка дачи, мать Виктора, сказала Светлане:
— Взбалмошная ты, балованная!
У нее были такие же, как у сына, глаза, похожие на сосульки. Сейчас эти глаза смотрели на Светлану так, словно Светлана в чем-то обманула их хозяйку. Светлана пожала плечами — за комнату уплачено до конца месяца. За молоко тоже. В чем же дело?
— Балованная. Очень балованная, — повторила еще раз хозяйка. — Это, конечно, если разобраться, не такая уж беда. Обломать можно.
— Нет, — сказала Светлана.
— Почему «нет»?
— Потому что никому не дам себя обламывать.
— Ну, как сказать! — протянула хозяйка и ушла из комнаты.
Светлана присела на корточках перед раскрытым чемоданом, нужно собраться в дорогу, уложить вещи, перебрать морские камешки-голыши, собранные на морском берегу, — какие взять с собой на память, какие выбросить.
К Светлане подошел Виктор и тихо попросил:
— Подари мне что-нибудь на память.
— У меня нет ничего для тебя.
— Да хоть вот этот камешек, что сейчас в чемодан спрятала. Я тебе подарю вместо него камень красивее, лучше.
— Не надо мне твоих камней.
Виктор молчал. А его глаза снова отражали Светлану.
— Не смотри на меня! — прикрикнула на него Светлана.
Он послушно отвел глаза в сторону. Светлана с треском захлопнула чемодан.
Наверно, Виктор долго стоял на ступеньках веранды и смотрел вслед Светлане. Светлана назад не оглянулась.
Утро пришло яркое, настоящее летнее.
Комната залита солнечным светом. Лучи солнца, теплые и ласковые, как дыхание Большого костра, светят прямо в лицо.
Наверно, поэтому Светлане, перед тем, как она проснулась, приснился Большой костер и артековский мальчишка в трусиках, держащий в руке яркий голубой камешек (нашел все-таки!).
«Хорошо, что я дома», — подумала Светлана и пропела вслух:
— Это очень хорошо, даже очень хорошо!
Она приехала домой вчера. Мать, открыв ей дверь, всплеснула руками.
— Ты?..
— Я!
— Приехала?
— Приехала! — весело крикнула Светлана и звонко поцеловала мать в щеку.
— Что же ты?.. Не понравилось?
— Не понравилось! — сказала Светлана, входя в дом. — Твои знакомые не понравились. Чудо, а не знакомые! Их только в музей!
Светлана поставила чемодан на пол, стянула с себя плащ.
— Уф, устала! Камней, наверно, с полпуда приволокла!
Она взглянула на мать. Та рассеянно перебирала лепестки цветов, стоящих в банке с водой на столе. И лицо у матери было расстроенное-расстроенное.
— Мама! — огорченно воскликнула Светлана. — Да я и здесь хорошо отдохну! Честное слово, у нас в саду лучше, чем в Крыму.
— Ах, не в этом дело! — ответила мать и махнула рукой.
И весь день до самого вечера она сердилась на Светлану.