Стеклянная плитка фартука тонко перекликалась с подвесными светильниками, а классическая мебель внесла в интерьер гармонию.
Дугообразный остров делит кухню на две половины. Его основание оклеено текстурированными виниловыми обоями, а мраморная поверхность отшлифована до блеска. Дополняют меблировку удобные барные стулья с мягкими сиденьями и стальным каркасом.
Всё в идеальном состоянии, старик не зря получал свои деньги. Я доволен.
— Чего ты улыбаешься!? Знай, — она ворвалась в мои мысли, как ураган, по-твоему не будет!
— Ты ничего не решаешь! И сделаем, как я скажу! — отстранил ее в сторону. — Я устал с дороги. Завтра наведаемся в поселковую больницу и уберем из тебя лишнее.
— Лишнее!? — взвилась Лина и размахнулась для пощёчины. — Ты здесь лишний! Убирайся! — хлесткий удар. Я не стал останавливать её. Пусть перебесится.
— Это мой дом, Лина. И я остаюсь. — Начал подниматься по лестнице. Она не отставала, выкрикивая ругательства. Да-а-а, она стала агрессивнее. Тем более, нужно как можно скорее избавиться от нежелательной беременности.
Сзади раздался крик и, обернувшись, я увидел, как Лина, оступившись, покатилась по ступенькам.
Глава двадцатая
Я привык реагировать быстро¸ действовать стремительно… Выверенными движениями прощупал пульс. Лина лежала неподвижно, неестественно подогнув под себя ногу. Ее руки — на животе, даже в такой момент она неосознанно защищала ребёнка.
Природные механизмы всегда защищают от серьёзных последствий. Мускулатура рефлекторно расслабляется. Она в глубоком обмороке, который отключил ее сознание. Мышцы перестают получать импульсы от головного мозга и расслабляются, поэтому сила удара значительно уменьшается.
Я поднял Лину на руки, закутал в тёплое одеяло и аккуратно уложил на заднее сидение автомобиля.
На раздумья времени нет. Последствия падения во время беременности могут причинить вред или Лине, или ребёнку. В другой ситуации, если бы мы находились в городе, я бы вызвал скорую помощь и оставался на месте, но это Шотландия… зима, да и скорой помощи в посёлке нет. Поэтому я, не раздумывая, завёл мотор и поехал по тропинке, по которой совсем недавно приехал сюда.
Новость о ребёнке шокировала меня, но я не должен был говорить об этом прямо, должен был подвести к этому. В моей ситуации ребёнок сейчас — это слишком большая ответственность, но, опять же, нужно было объяснить ей, дать понять, что я не отказываюсь от детей совсем. Я не готов к этому событию сейчас.
По дороге Лина начала приходить в себя. Я велел ей лежать тихо и сообщил, что везу ее в больницу. Ехал не спеша, на небольшой скорости, и уже через пятнадцать минут мы были на месте.
Я занёс ее на руках в холл и быстро описал ситуацию девушке у стойки регистрации. Она вызвала врача. Что мне здесь особо понравилось — никаких бумаг, никакой волокиты. Я не отходил от неё ни на шаг. На вопрос одного из врачей кем мне приходится эта девушка ответил:
— Она моя невеста.
Сначала ее осмотрел терапевт, следом подключился травматолог. Не зря нога мне показалась неестественной. Перелома правда нет, но имеется небольшое растяжение и вывих.
Осмотр акушера-гинеколога был самым продолжительным. Я надел медицинский халат, поставил ногу на платформу с самоклеющимися бахилами и только после этого вошёл в смотровой кабинет.
Сначала доктор послушала сердцебиение ребёнка. Лина то приходила в себя, то отключалась, поэтому вопросы задавались мне.
Я рассказал о характере падения, что предшествовало этому, что она почувствовала лёгкое головокружение и упала в обморок.
Лина открыла глаза, собираясь что-то спросить.
— Тише! Тише, детка! Не волнуйтесь! Живот болит? — Спросила, мягко ощупывая поверхность живота, врач. Лина мотнула головой. — Я бы, конечно хотела посмотреть вас на кресле, но думаю, сначала сделаем УЗИ малого таза. Если все нормально, то этого можно избежать. Крови нет, это хорошо.
Нас направили на УЗИ. Я пересадил Лину в кресло и довёз до нужного кабинета. Все это время она молчала и старалась не смотреть на меня. УЗИ не показало никаких нарушений, и мы вернулись в кабинет акушера-гинеколога. Прочитав результаты исследования, она согласно кивнула.
— При вашем сроке плацента прочно удерживает плод. Она окружена эластичными клетками матки, которые максимально амортизируют удар. Вам повезло. Сотрясения мозга нет, небольшие растяжения. Я думаю, что вы родились в рубашке, — она улыбнулась, — и падение не повлияет на развитие плода.
Доктор написала рекомендации: главные из них были отсутствие нагрузок, полный покой и постельный режим.
Я видел Лину, видел, что она еле сдерживается, чтобы вылить на меня своё недовольство. Ужас, который читался в ее глазах, когда думала, что с ребёнком что-то случилось, отражался во взгляде. Но она повела себя правильно — не стала устраивать сцены при посторонних.
Девушка даже позволила взять ее на руки и отнести к машине. Обратная дорога прошла в молчании.
Как только я перенёс ее через порог и поставил на пол, она развернулась ко мне и, не повышая голоса, произнесла:
— С этой минуты я не хочу больше видеть тебя, не хочу слышать тебя, не хочу, чтобы ты прикасался ко мне. Я способна сама позаботится о себе, — затем медленно побрела к лестнице.
— Сейчас ты не в состоянии позаботится о себе сама, поэтому не стоит упрямиться… позволь мне помочь тебе. Ты же хочешь, чтобы с ребёнком было все хорошо, а для этого ты не должна перенапрягаться. Ты же слышала, что сказал доктор?
— Я слышала, что сказал доктор! Но я не хочу, чтобы ты оставался здесь! — Капризным тоном воскликнула Лина.
— Этот дом принадлежит мне. — Ее лицо не выдавало, что она удивлена. — И как минимум месяц я останусь здесь, с тобой.
— Зачем ты сейчас строишь из себя заботливого мужа? Ты не муж мне и никогда им не станешь! Что, — она повысила голос, в ее глазах стояли слезы, — не вышло? Ты хотел, чтобы мой ребёнок умер, но этого не случилось! — Она нервно расхохоталась, ещё немного и у неё начнётся истерика.
— Давай не будем сейчас об этом. — Постарался успокоить ее. Нервничать — это последнее, что сейчас ей нужно. — Давай я уложу тебя в постель, приготовлю ромашковый чай, ты поспишь, а потом мы поговорим.
Она не сопротивлялась, когда я поднял ее на руки, молча лежала, пока я ее нёс по лестнице и ничего она не сказала и тогда, когда я снял с неё одеяло и уложил в постель.
— Я не могу заставить тебя уехать, видно ты настроен решительно, чтобы выпить побольше моей крови, но я не хочу чтобы ты что-то делал для нас. — Она сделала ударение на последнем слове, давая понять, что я здесь лишний. — Твоя забота нам не нужна.
— Можешь храбриться сколько хочешь, говорить что хочешь, но сейчас ты не в том состоянии, чтобы рассуждать разумно, поэтому давай ты отдохнёшь, а я пока сделаю чая.
— Да делай ты что хочешь, но я от своего решения не отступлюсь. Я не приму от тебя никакой заботы. Ты желал смерти моему ребёнку, — мне не понравилось, что она уточняет, что ребенок только её, но я сам виноват, — но вопреки всему он выжил. Я не знаю, на что ты способен. Может, как неугодных ты отравишь нас? — Я наклонился, как можно ближе к ее уху и прошептал:
— Чтобы убить тебя Лина, не обязательно так заморачиваться, — обхватил ее шею пальцами и лёгким нажатием показал более простой и быстрый способ.
Пока Лина спала, я решил сходить к Никэлу, старику, который работал смотрителем маяка, а заодно и присматривал за моим домом.
Шёл по протоптанной тропинке к самому маяку, который отблеском света и своим величавым видом возвышался на краю утёса. Старый, потрёпанный ветрами и солёными брызгами сурового моря, он словно рассекал небосвод. Чайки, которых подкармливал старик, разрывали тихий и спокойный день своими криками, которые разносились холодным ветром далеко вперёд.