Провиденс собрала целую коллекцию запахов, которые ей довелось разнюхать за свою короткую карьеру обонятельницы мужских подмышек. Так, белый человек испускал запах мокрой травы, негр — запахи звериных шкур и древесной коры, азиат пах соленой морской пылью и лимоном, а индус — изысканными специями.
Нужно сказать, что это знание было весьма полезно при оценке потенциального партнера. Встретившись с таким мужчиной, молодая женщина первым делом изучала его запах. Она чуяла запах кожи его лица, его шеи. Так что обезьяны ничего нового не изобрели. Именно так они учатся распознавать своих врагов или выбирать надежного и верного спутника жизни. Запахи намного красноречивее слов.
Провиденс вспомнился разговор на эту тему с Заирой.
— А я чем пахну? — спросила ее девочка.
— Ты пахнешь специями, — солгала почтальонша.
На самом деле та пахла лекарствами, ингалятором «Вентолин» и микстурой от кашля.
— А ты? Ты чем пахнешь?
Заразившись интересом к запахам окружающих, Провиденс однажды решила принюхаться к собственным подмышкам.
— Французская почтальонша пахнет лесом Фонтенбло ранним утром, пока еще не выпала роса, а листья дубов и сосен еще не надели ожерелья из водяных капелек… Но если серьезно, то мои подмышки пахнут хлопком и полиэстером, когда я надеваю блузку. А вообще-то француженки пахнут сыром и чесноком.
Она до того ненавидела запах чеснока, что ее довольно часто принимали за вампиршу.
И вот теперь эта «вампирша» сидела в вагоне метро (линия В), где гораздо сильнее разило потом, нежели чесноком или свернувшимся молоком (хотя и этим тоже), держа курс на юг.
Трудно переоценить преимущество сверхтонкого обоняния: Провиденс могла определить станцию по одному ее специфическому запаху. Как и отпечатки пальцев, эти запахи были строго индивидуальны и каждый из них был неповторим. Так, например, станция «Насьон» пахла теплыми круассанами, «Лионский вокзал» — мочой, «Площадь Согласия» — грязными голубями, «Шатле-ле-Аль» — кофе. Анализируя свои впечатления, почтальонша пришла к выводу, что в Париже куда больше станций с противными, нежели с приятными запахами. Если бы ее выбрали мэром (нет, мэрессой!) французской столицы, она начала бы с приказа надушить все станции метро, чтобы каждая из них благоухала каким-нибудь цветком. Ее собственная станция насквозь пропахла жавелевой водой и лимоном. Но это как раз было понятно: когда по утрам она садилась в метро, чтобы ехать на почту, уборщица протирала тряпкой пол на перроне. Кроме того, она пахла рыбой (станция, а не уборщица) по вторникам, четвергам и воскресеньям, то есть по рыночным дням. А по субботам к ним примешивался еще и запах сырого риса — в этот день чаще всего играли свадьбы.
Провиденс работала в спальном районе Орли. Разнося почту, она любила задержаться на несколько минут на детской площадке. Если она опережала график и на часах было только 11:00, она присаживалась там, чтобы съесть яблоко, обязательно красное. В этом уголке ей больше всего нравились разноцветные детские личики и дружная спайка ребятишек. Маленькие негритята играли с маленькими белокурыми детишками, с выходцами из Магриба, с азиатами, с еврейскими малышами, носившими на голове кипу, а на поясе цицит. И весь этот детский мирок жил в полном согласии. Детишки были еще такими невинными, что даже не подозревали, как ненавидят друг друга взрослые, как они борются друг с другом по всему свету. Их это не волновало, они играли дружной компанией, строили замки из песка, охотно давали друг другу велосипед, ведерко или лопатку. И подавали взрослым наглядный пример мировой гармонии. Наверное, именно так должна была протекать жизнь в Раю. В том самом Раю, чьи ароматы Отец-настоятель велел ей вдыхать полной грудью.