Произвожу расчеты, игнорируя очередную колкость, до тех пор, пока в спину не прилетает что-то.
— Ален, Абрамов… — пищит Харитонова.
— Погоди, — отмахиваюсь, ибо погружена в решение треклятой задачи.
Плевать. Сейчас я досчитаю…
— Тааак, Алена, ну что там у нас получилось? — зычно интересуется Элеонора, возвращаясь к своему месту. — У тебя выпало что-то, подними.
Нехотя отвлекаюсь на секунду, чтобы мельком взглянуть на пол.
В ужасе смотрю на «это». Совершенно точно краснею и теряюсь. Пока Элеонора проверяет решение, я лихорадочно соображаю, что делать. Поднимать — признать, что эти штуки в фольге мои. Господи… нет. Лицо огнем полыхает.
— Хорошо, но муторно, — своеобразно хвалит математичка, кивая. — Садись, четыре.
На негнущихся ногах иду к своему месту. Черти притихли.
О да, они прекрасно осведомлены о том, что именно лежит там на полу.
— Итак… — хмуро глядя на переглядывающихся учеников, продолжает она, — теперь сделаем задание со звездочкой, оно…
— Не наступите, изделие пострадает! — театрально хватаясь за сердце, предупреждает ее Ян, — Тогда Лисицына до типовой задачи, как и до ЕГЭ так и не доберется! Девять месяцев, все дела…
Волна дичайшего хохота гулко прокатывается по кабинету.
Осознав, что он имеет ввиду, я заливаюсь алой краской пуще прежнего.
— Что вы…
Весь кошмар в том, что Элеонора, пыхтя, наклоняется и подбирает с пола злосчастные фольгированные пакетики.
Сердце отбивает дробь. Внутренности скручиваются в тугой узел, когда она, покрываясь бордовыми пятнами, растерянно смотрит в мою сторону.
— Алена! — падает ее голос на октаву вниз. — Ты… Я… Встань!
Ошарашено сверлит меня широко распахнутыми глазами из-под очков с толстой оправой.
— Не мое… — шепчу на глубоком выдохе тихо, не в состоянии произнести это громче.
Стыд густо оседает на щеках. Руки начинают трястись на нервной почве, и я непроизвольно сжимаю ладони в кулаки.
— Какой… Какой срааам! — возмущенно кричит она и трясет находкой в воздухе, веселя тем самым всех вокруг.
— Я… Это не мое, Элеонора Андреевна, клянусь, кто-то кинул, — запинаясь, в отчаянии объясняю я пожилой женщине.
На ее лице застыл первобытный ужас, перемешанный с брезгливостью.
— Да расслабьтесь, Лисицына не забывает о защите, что похвально, — насмешливо произносит Беркутов. — Князев и Аверин, видимо, не в состоянии самостоятельно позаботится об этом…
Ну все. Дамбу прорывает.
Чека выдернута.
Ярость взрывается в груди атомной бомбой.
Я резко вскакиваю со своего места. Отравленная ненавистью кровь стучит по венам. Звенит звонок, но меня сейчас не способно остановить даже начавшееся землетрясение.
Беркутов равнодушно вскидывает бровь, наблюдая за моим бешенством.
Я хватаю с полки шкафа прошлогоднюю награду, полученную нашим классом по итогам игры КВН, и запускаю в его сторону.
— Лисиииицына! — вопит Элеонора, глядя на дьявола во плоти, вовремя увернувшегося от статуэтки.
— Урод!
В ход идет все, что попадается под руку.
— Бешеная, — потешаясь, смеется он.
Одноклассники снова шумят и веселятся.
— Алена! — «спешит» ко мне классный руководитель, тяжело дыша, в тот момент, когда ладонь крепко сжимает вазу.
— Чтоб ты сдох, исчадье ада! — замахиваюсь, отправляя керамический предмет искусства в него.
Наклоняется вправо. Вазу с невозмутимостью, присущей только ему, ловит нерастерявшийся Юнусов, который сидит по соседству с демоном.
— Сееели на местаа, 11 А! — требует Элеонора, срываясь на хриплый крик и закрывает дверь в кабинет.
— Когда они едят мед вместе, производительность одного и второго складываются, олень ты лесной…
Я чувствую, что снова подкатывает злость. Ему обязательно делать это? Унижать меня при всех?
Произвожу расчеты, игнорируя очередную колкость, до тех пор, пока в спину не прилетает что-то.
— Ален, Абрамов… — пищит Харитонова.
— Погоди, — отмахиваюсь, ибо погружена в решение треклятой задачи.
Плевать. Сейчас я досчитаю…
— Тааак, Алена, ну что там у нас получилось? — зычно интересуется Элеонора, возвращаясь к своему месту. — У тебя выпало что-то, подними.
Нехотя отвлекаюсь на секунду, чтобы мельком взглянуть на пол.
В ужасе смотрю на «это». Совершенно точно краснею и теряюсь. Пока Элеонора проверяет решение, я лихорадочно соображаю, что делать. Поднимать — признать, что эти штуки в фольге мои. Господи… нет. Лицо огнем полыхает.