— Добрый день, — здороваюсь приветливо.
— И тебе, Аленушка, — останавливается и чуть кланяется.
Шевцова зовет его шизиком. Взгляд и впрямь у него немного неадекватный. Маленькие глазки постоянно бегают, рот растянут в широкой улыбке, а руки сложены перед собой. Он постоянно крутит большими пальцами, будто находится в нетерпении и куда-то спешит.
Наблюдаю за тем, как мужчина по традиции обходит все аквариумы, склоняясь у каждого.
— А можно не елозить пальцами по стеклу? — громко делает замечание Шевцова. — Не для того я натирала их вчера!
— Да-да, — кивает головой и затравленно косится на нее.
Алла строит презрительную мину и подходит к кассе, чтобы ответить на внезапно раздавшийся телефонный звонок.
— Поймать вам кого-нибудь? — дружелюбно предлагаю я.
— Парочку гуппи, Аленушка, — снова тычет пальцем на самый левый из аквариумов под сопровождающий это действо тяжелый вздох Аллы.
— Хорошо.
Пару минут пытаюсь поймать рыбок, на которых он указывает. Рукав зеленой футболки с логотипом на груди мокнет, потому что «нырнуть» приходится очень глубоко.
— Не та, не та, — злится он, и приходится изловчиться, чтобы понять, кто вообще нужен.
Наконец, мне удается угодить ему. Пара вертлявых гуппи в пакете с водой. Надуваю его воздухом, завязываю резинкой и прохожу на кассу. Жду пока этот чудик достанет деньги. Высыпает кучу монет и просит отсчитать девяносто пять рублей. Алла брезгливо морщится.
— Спасибо тебе, Аленушка! — кладет передо мной конфету, явно с давних пор залежавшуюся в кармане его брюк, и, кланяясь, уходит, прижав к груди пакет.
— Жесть, Лисицына. Меня от одного его вида выворачивает. Неопрятный, руки мокрые как у неврастеника. Бе, — она брызгает мне на ладони антисептик. — И как таких земля носит?
— Просто человек болен, — отвечаю я ей. — Не забывай, что он чей-то отец, сын, брат. Никто ведь от подобного не застрахован.
— Упаси боже, — крестится она слева направо.
Поражаюсь, как православный человек, который ходит в церковь ставить свечки (пусть лишь за безбедную жизнь и олигарха), не знает таких элементарных вещей.
— Поставка сегодня в два, Олежка звонил, — сообщает она. — Опять глаза ломать, глядя в накладную.
Я молчу. Уж лучше, сидя на стуле, в накладную смотреть и карандашиком галочки ставить, чем как я, не разгибая спины разбирать коробки и расставлять впоследствии товар.
— Олесе позвоню, пусть тоже выходит, — прикладывая телефон к уху, говорит она. Шевцова имеет ввиду нашего нового стажера.
— Так у нее же вроде выходной…
— А нечего отдыхать, когда другие работают, — надевая на нос очки, деловито заявляет Аллочка.
Шевцова отпускает меня в шесть и с барского плеча «дает мне на воскресенье выходной». Она у нас как никак старший продавец. «Почти царь и бог торговли» — как зовет сама себя Аллочка. А порой и вовсе представляется заведующей магазина, коей, конечно, не является.
«А я, между прочим, всю Танькину работу делаю», — пропыхтела как-то мне в ответ обиженно. Я всего лишь на всего поинтересовалась, когда это она успела получить повышение. Танька — это Татьяна Андреевна Пельш, сестра моего классного руководителя, которая работает заведующей магазина вот уже несколько лет и обязанности, вопреки словам Аллы, выполняет исправно…
Уже сидя в электричке и поглаживая спящую на моих руках Ульянку, прислоняюсь лбом к окну и на миг прикрываю глаза.
Спина разболелась нещадно. Виной тому те огромные мешки с новыми кормами для собак. Пока растащила по углам все четырнадцать штук, чуть коней не дала. Не так уж у меня и много сил, как вначале казалось. А в понедельник, между прочим, тренировка… Петр Алексеевич итак мною не доволен в последнее время. Смотрит с такой жалостью, что стыдно становится. Да еще и на весы загоняет постоянно и вроде как невзначай обедами из столовой подкармливает. Так неудобно, что даже в глаза смотреть ему стыдно.
Я по началу отказывалась. Так он стал приносить эти самые обеды в тренерскую. Сказал, чтобы уважала труд его матери, работающей помощником повара в столовой. Вот и приходится с тех пор послушно есть, подавляя смущение…
К слову, в школьную столовую, именуемую красивым названием кафетерий «Фиеста» я наведываюсь крайне редко. И то только потому что Данька и Пашка уговаривают.
Вы бы видели тамошние цены! Булочки по восемьдесят рублей, супы по двести, салаты по триста — четыреста за порцию. Чай и тот пятьдесят рублей стоит… Как по мне, совсем перебор. Хотя, для того контингента, который там обучается — это вполне себе норма. Они ведь с детства не знают, что такое цена деньгам. Даже сдачу не берут, не то чтобы заморачиваться по поводу стоимости.