Тихо, и Цыбина не видно. Может, на улицу вышел… Достаю телефон и нажимаю на вызов.
Кто-то резко хватает меня сзади, зажимая рот. Я начинаю мычать и в панике мотылять ногами. Носа касается платок и, к моему ужасу, я проваливаюсь в пустоту. Черную и непроглядную…
Глава 9
Голоса. Они становятся четче, но все равно разобрать о чем говорят эти люди, пока не представляется возможным. Голова кружится, перед глазами непроглядная тьма. Я пытаюсь сообразить, где нахожусь, но мысли ускользают, не позволяя зацепиться хотя бы за одну из них.
Музыка. А еще чей-то смех. Кто-то горланит, подпевая. Я пытаюсь пошевелить ногой или рукой. Получается, но как-то заторможенно.
Улавливаю какое-то движение сверху.
Песня звучит тише, будто громкость убавили.
— Абрамыч, она по ходу это, оклемалась, — слышу я совсем рядом.
— Ну и че, амеба амебой будет еще минимум час.
И тут я сквозь пелену дурмана вспоминаю.
Звонок. Тетрадь. Подъезд.
Удушливая волна паники накрывает меня моментально. Пытаюсь дернуться, но ничего толком не выходит. Тело будто желе, не слушается совершенно.
— Менты твою мать…
— Они смотреть боятся на мои номера, не то что останавливать, — насмешливо произносит очень знакомый голос.
— А если махнет… Как объяснять это?
«Это». Очевидно, речь идет обо мне.
— Не махнет. Ты че очкуешь так? Релакс, Леша, релакс.
— МКАД. Ты — бухой за рулем. Телка с мешком на голове, ага релакс.
— Ой, не ссы, а?
— Гля, реал. Отвернулся сразу, — басом хохочет тот, кто находится совсем рядом.
— Я же сказал, — хмыкает тот, второй, самодовольно.
Внезапно отчетливо пониманию: я в чьей-то машине, и она определенно куда-то направляется. Тревога заполняет каждую клеточку все еще чужого организма.
— Слышь, Ян, а че за штука? Вырубило ее почти моментально.
— Секрет не обессудь…
— Хлороформ? — интересуется третий. И я вроде тоже знаю кто это.
— Нет, это киношное фуфло. Им минут пять дышать надо, чтоб отключиться. А эту штуку мне брат подогнал из клиники.
Ян. Только сейчас мозги начинают соображать. Ян Абрамов. Мой одноклассник.
— Обалдеть бро. Крутяк. Мне тоже надо такую. Сеструху успокаивать, пока предки на работе, — гогочет Пилюгин. На сто процентов теперь уверена, что это он.
Сеструху… Господи! Под ребрами сердце от нахлынувшего волнения начинает стучать еще быстрее.
Ульяна. Одна. Нет-нет-нет.
Резко дергаюсь.
— Трепыхается, пацаны!
— Выруби, — смеется в ответ Ян.
Я замираю.
— Че серьезно? — переспрашивает Пилюгин.
— Ты дебил? — хохочет Бондаренко на весь салон. — Мишань, ну ты и придурок.
Мычу. Во рту кляп. Чтобы не кричала видимо. Боже, как мне страшно. Куда они везут меня? Зачем? Почему Витя так поступил со мной?
— Тихо ты, — стучит мне по голове Пилюгин.
— А че она раздетая такая?
— Так в чем спустилась, Лехач. Ты мне предлагаешь еще нарядить ее?
— Осень все-таки.
— Тебе не начхать? Найдем способ согреть, если понадобится…
Тон, которым это сказано, мне категорически не нравится.
— А кто играет сегодня?
— Как обычно, все те же. Девок выпроводим сначала.
Я не понимаю о чем они говорят, но дурное предчувствие ощущается так остро, что становится нечем дышать. А еще пить хочу невероятно. Нос щиплет, во рту отвратительная горечь.
— А если она потом сольет нас? — тихо спрашивает Бондаренко.
— Кто? — усмехается Абрамов. — Она? Не смеши, Леха. Кто поверит этой убогой? Скажем, бабла решила срубить, оклеветать.
Чувствую, что наружу просятся слезы. Складно как говорит. Не даром, что сын судьи.
— Слышала, Лисицына, ляпнешь — ад на земле тебе устрою! — угрожает он.
Знает, что я их слышу и ничуть не переживает по этому поводу.
Дрожь расползается по телу, когда ко мне вдруг приходит осознание того, что они могут сделать со мной все, что угодно. И самое ужасное, что им ничего за это не будет… Ни че го. Потому что это — мажоры, дети влиятельных родителей. Нет для них того, что не решаемо. Того, что нельзя купить.
Он врубает музыку и под одобрительный возглас парней разгоняет машину до предела. А меня трясет от неизвестности. Я понятия не имею, что взбрело им в голову.
— Приехали, — информирует спустя какое-то время.
Музыка уже не играет, а потому я слышу, как срабатывают ворота. Судя по звуку, автоматические.
— А че предки Беркута свалили?
— Да, прикинь, какая удача. Как никак восемнадцатилетие.