Беркут.
Я вспоминаю ту фразу, которую бросил мне Абрамов в кабинете литературы утром.
«Твой звездный час состоится попозже».
Перестаю дышать. Они привезли меня к нему в дом. Зачем? Поиздеваться в очередной раз? Унизить?
— Давай там дальше притормози, вдруг кто любопытный спалит. Народу полно.
Машина продолжает медленно двигаться. Я лихорадочно думаю о том, что мне делать. Ехали мы долго. МКАД. Получается, что от дома я очень далеко. Взрослых здесь нет, а это означает только одно — мне конец.
Автомобиль останавливается. Тот, кто за рулем (видимо, Абрамов) глушит двигатель.
— Вытаскивай ее, Пилюля.
— Давай, Лиса, подъем, але, — тычет мне в бок.
Поднимаюсь еле-еле. Слышу, как открывается дверь слева. Не ориентируюсь в пространстве абсолютно.
— Шевелись, а! — Ян цокает языком и тащит меня вперед. Кеды касаются земли, но ощущения до сих пор странные. Ноги будто ватные.
— Ну че?
— В летнюю пристройку пока. Да стой ты! — раздражается, когда я теряю равновесие, и меня начинает уносить куда-то в сторону. — Слышь, придержи ее, Миха.
— Давай, пошла, — Пилюгин берет меня за локоть, и под их нескладный хохот мне приходится делать то, что говорят. — Представь, Лиса, что ты крот.
Его шутку не оценили даже товарищи. Глупый идиот.
Громко ухает сова, шелестят деревья. Есть ощущение, что лес совсем рядом.
Кожа моментально покрывается мурашками. Холодно, почти середина октября, а я в тонкой футболке и шортах. В чем была дома, в том и спустилась в подъезд.
— Представляю лицо Беркута, — хмыкает Бондаренко.
— Сюрпрайз дня. Ключи давай.
Слышу лязганье металла. Меня отпускают чьи-то руки. Я поджидала этот момент. Дергаюсь и, пошатнувшись, вслепую бросаюсь вперед. Просто глупый шаг, наполненный отчаянием и безысходностью. Не успеваю пробежать и нескольких метров. Спотыкаюсь о корни или ветки. Падаю плашмя на землю.
— Ты куда собралась, э? — недовольно прилетает в спину.
Резкая боль пронзает висок. Ян тянет меня за волосы.
— Резвая какая, а прикидывалась немощной, — усмехается Пилюгин.
— Поднимайся, тупая идиотка, — дергает вверх.
Колено саднит нещадно. Ладонь тоже. Меня ставят на ноги и уже через минуту грубо затаскивают в какое-то помещение.
— Свет включи, и руки завяжи ей сзади.
Ощущаю, как запястья стягивают какой-то веревкой.
Пытаюсь отойти, сопротивляясь. Ноги заплетаются, что-то гремит.
— Кривая, — бесится Абрамов. — В подвал ее давай. И сними мешок с башки.
Свет с непривычки режет глаза. Зажмуриваюсь, часто моргаю. Через силу открываю веки. Сначала картинка плывет, но потом, взгляд фокусируется на деревянных стенах постройки.
— Привет не спящим, Лисицына, — ухмыляется Ян, который стоит напротив.
Мычу в ответ, потому что во рту — тряпка.
— А ну развяжи, я послушаю, что она мне хочет прошелестеть.
Пилюгин в очередной раз послушно исполняет его приказ. Смотрю в этот момент на Лешу, но тот старательно отводит глаза. Стоит чуть поодаль, курит. Делает вид, что происходящее его нисколько не касается.
Хмурюсь, когда кляп давит сильнее, а потом жадно глотаю ртом воздух, ощущая частичную свободу.
— Орать не вздумай, — холодно предупреждает Ян. — Лес кругом. Никто тебя не услышит.
— Ре ребят… Мне надо домой…
— Непременно, — издевательски тянет он. — Спускайся.
— Вы не понимаете, прошу вас, у меня сестра одна дома…
— Заткнись. Топай давай, — отмахивается от меня словно от назойливой мухи. — Привнесем красок в твои унылые будни. В прямом смысле, — хохочет.
С опаской смотрю на подвал. Мне жутко только от одной мысли, что они оставят меня там совсем одну.
— Ребята, это шутка? — спрашиваю испуганно, чувствуя как гулко сердце в панике стучится о ребра. — Не не надо, пожалуйста.
Но меня никто не слышит. Насильно спускают в темную яму и хлопают крышкой.
Свет гаснет. Шаги удаляются. Смех стихает. Поворот замка. Как приговор.
Что мне делать?
Я не представляю, чего мне ждать и как выбраться отсюда.
И Ульяна. Одна там. Сердце рвется на части. А если в квартиру заявится кто-то из собутыльников матери? Сестра ведь будет меня ждать, не закроется сама на щеколду или ключ.
А если я не вернусь?
Эта мысль оглушает. Заставляет содрогнуться от липкого страха, который крадется вдоль лопаток.
Сползаю по стене. Роняю голову на колени. Хочется выть от бессилия.
Что я им сделала?
Зачем они так со мной поступают?
Отпустят ли?
И если да… то чем это для меня обернется?