— Ты рехнулся? Из-за какой-то шлюхи! — доносится гундосый голос Яна из коридора.
Не хочу это слушать.
Бесцеремонно захожу в чужую ванную комнату, плотно прикрывая дверь за своей спиной. Тело пробивает крупная дрожь. Она рассыпается по плечам и спускается вниз.
Скидываю измученные кеды и ступаю босыми ногами на черную плитку. Хочу протянуть руки к непонятным, навороченным кнопкам, но внезапно вода: теплая, почти горячая, сама обрушивается на меня с потолка словно дождь. Сенсоры… 21 век.
Оседаю прямо на пол. Безучастным взглядом наблюдаю за тем, как вода смешивается с краской. Смывает ее с меня.
Жаль, что нельзя также уничтожить этот день. Отправить его в сток, будто и не было его вовсе.
Я вдруг понимаю, что не плачу все это время. Потому что слез нет. Совсем… Там в лесу они брызнули от боли, а чуть раньше в подвале — норовили появиться от отчаяния, но сейчас… желания разрыдаться у меня нет совершенно. Глаза сухи, а внутри — пустота. Разве что голова без конца прокручивает эпизоды сегодняшней ночи. От звонка Вити Цыбина до метающего молнии взгляда Беркутова.
«Повелась на бабло, не зная того, что тебя ждет? И какова же была твоя цена?»
Зажмуриваюсь. Как он мог подумать, что я… добровольно приехала сюда, чтобы заработать таким способом!
Отвращение. Вот, что я испытываю к таким, как он. Избалованным, циничным детям богатых родителей. Они считают, что все можно купить. Абсолютно все. И право на безнаказанность тоже.
«Ты вообще в курсе, чем по традиции заканчивается этот пейнтбол?
«Знаешь, что означает выражение пустить по кругу»?
Меня всю передергивает, и к горлу подкатывает тошнота. Лучше умереть, чем быть изнасилованной этими отморозками. Я скорее удавилась бы, если бы до этого дошло…
Маниакально тру кожу, стирая раздражающую глаз цветную краску: желтую, синюю, красную, зеленую. Потом промываю волосы. Выжимаю, тяну до боли. Ощущаю первобытную злость. Злость на то, что такие ублюдки есть на свете. И они ведь не просто существуют, а наслаждаются каждым днем, с легкостью разрушая чьи-то жизни! Видят себя эдакими кукловодами.
Не сразу замечаю, что в помещении нахожусь уже не одна. Только когда сквозь толщу воды цепляю взглядом фигуру Беркутова, склонившегося над раковиной.
Умывает лицо. Шею. Руки.
Кровь: его ли или чужая, я не знаю, на фоне белоснежной раковины смотрится особенно жутко. Капает, окрашивая воду в красный оттенок.
Поворачивает голову. Грудь тяжело вздымается. Дышит так, словно марафон пробежал. Но кое-что меня поражает особенно… У него какие-то совершенно дикие, безумные глаза. Демонические. Почти черные. Злые. Пугающие.
Зрительный контакт с ними пробирает до костей. Заставляет внутренне сжаться.
Такого Беркутова я, пожалуй, еще не видела. Все, что было до — просто ничто в сравнении с этим…
Сдергивает с вешалки полотенце и, скользнув взглядом по моим прижатым к груди ногам, выходит из ванной комнаты, оставляя одну.
Опускаю голову. Да, уже сейчас все выглядит кошмарно. Мне обеспечены синяки на долгие недели. Стреляли-то с близкого расстояния, да к тому же, на мне ведь совсем не было никакой защиты. Если не считать маски, которую я сорвала и бросила там у деревянного домика.
Встаю. Ульяна. Мне надо к ней…
Я запрещаю себе думать о плохом, но в голове столько тревожных мыслей, что паника накатывает с новой силой.
Выхожу на мягкий ковер. Кашляю. Открываю кран. Наклоняюсь и жадно пью холодную воду. После — вытираю мягким, махровым полотенцем пострадавшее тело и волосы, стараясь не особенно смотреть в зеркало. Потому что отражение — не радует совсем…
Выхожу в комнату, потоптавшись у двери несколько невыносимо долгих минут. Прохлада, лизнув спину, пробирается и выше. От чего кожа покрывается мурашками.
— Вещи на кровати, — слышу я его резкий голос. Стоит у окна в излюбленной позе. Опирается на подоконник. Руки в карманах. На нем уже мотоциклетный костюм и кроссовки. — Одевайся. Домой отвезу.
Мне дважды повторять не надо. Это, пожалуй, самые желанные слова, которые я надеялась услышать от кого-нибудь сегодня.
Плевать на его друзей, бессовестно издевавшихся надо мной. Плевать на него и его слова о моей «стоимости». И даже на эти вещи, покоящиеся на идеально заправленном покрывале. Его вещи, которые придется надеть. Ведь мои, к сожалению, остались там в лесу.