Ой подозрительно… Я прищуриваюсь.
Останавливается всего в шаге от меня, и до моих ноздрей долетает ненавязчивый, но при этом самый, что ни на есть мужской парфюм. Стопроцентно какой-нибудь Версаче или Диор, стоимость которого не ниже средней ежемесячной заработной платы по стране.
Протягивает руку, которую до этого держал за спиной и жестом фокусника демонстрирует мне букет из многочисленных купюр разного номинала: по пятьдесят, сто, пятьсот и тысяче. В середине есть даже щедрый круг из пятерок.
Одноклассники издевательски присвистывают.
Это так унизительно…
Я начинаю закипать от злости, чувствуя, как щеки покрываются багровыми пятнами.
И да, только мы вдвоем понимаем почему эти купюры оформлены в букет… Ведь с букета когда-то и началась наша с ним вражда. По крайней мере, так думается мне.
— Бери, Лиса! — тычет им практически мне в лицо.
— Отстань! — раздраженно отмахиваюсь я.
— Да брось, Лисицына. Купишь себе новые кроссовки! — насмешливо произносит этот идиот. Ситуация его крайне забавляет, а меня раздражает до зубовного скрежета.
Мы прожигаем друг друга взглядами несколько долгих, неприятных секунд, в течение которых я успеваю заметить ровный, золотистый загар на его коже. Наверняка опять ездил заграницу. Куда там обычно отправляют своих отпрысков богатые родители? Бали? Сан-Тропе? Дубай? Я в своей жизни, пожалуй, только на карте смогу показать все эти места. И то только потому, что в отличие от некоторых на географии занимаюсь исключительно ею.
— Бери, говорю. Или здесь мало? — надменно интересуется он, насмешливо вскидывая бровь.
Отворачиваюсь, сжав зубы. Переключаю внимание на интерактивную доску. Ощущаю неприятное жжение в глазах и стараюсь вспомнить теорему Виетта. Ненавистная алгебра, сравнить которую я могу с китайскими иероглифами, должна помочь мне отвлечься. Но не выходит… Никакой вот от нее пользы!
— Сколько надо, Лисицына? Я подкину еще, — тычет «букетом» в лицо.
Пытаюсь взять себя в руки и успокоиться. Плакать при нем нельзя. Я себе этого никогда не позволяю, что бы ни происходило.
— Твоя мамашка с удовольствием взяла бы, — развязно произносит Абрамов во всеуслышание.
Я поворачиваю голову, вперившись в него яростным взглядом.
— И не только деньги, верно? — Ян делает отвратительный жест языком.
— Бери давай, — ухмыляется гад, что стоит напротив. — Все продается и покупается, а такие как ты, тем более…
Чаша моего терпения переполняется. В мозгу замыкает.
Под общий хохот присутствующих я вскакиваю со своего места и выдергиваю «подарок» из рук Беркутова. Начинаю лупить его со всей дури бумажным творением извращенного флориста. По башке, лицу, широким плечам.
Цветные, шелестящие купюры, в подлинности которых я нисколечко не сомневаюсь, разлетаются в стороны и осыпаются бумажным дождем на пол.
Беркутов лениво закрывается одной рукой. Одноклассники заливаются звонким смехом, а кто-то даже снимает происходящее на телефон. Но мне уже плевать. Меня трясет от нахлынувшего бешенства. Внутри, ритмично пульсируя, клокочет гнев. Я готова разодрать ему лицо, хоть у меня толком и нет ногтей. Сейчас очень пригодились бы такие как у Грановской: длинные, острые, сделанные заботливым мастером салона.
— Я тебе эти деньги сейчас в глотку засуну! — зло обещаю я, тяжело дыша.
— Ээ, полегче, Лисицына, иначе будешь отрабатывать ущерб этой самой глоткой, — склоняясь к моему лицу, вкрадчиво произносит он так, чтобы услышала только я.
— Какое омерзение! — морщу нос.
Бросаюсь на него и бью, что есть сил. Яблоко раздора (общипанный букет) падает мне в ноги. Все вокруг визжат, Ян громко свистит, а у меня в горле ком застревает. Кровь расплавленной яростью стучит по венам, обида жжет лицо, и ненависть находит выход только через удары, которые я обрушиваю на Беркутова.
— Что. Здесь. Происхооодит? — в своей размеренной прибалтийской манере интересуется Элеонора Андреевна. — Лисицына! Лисицына! Немееедленно прекрати!
Но меня уже не остановить. Я остервенело луплю одноклассника. Он почти не защищается. Хохочет. Для кандидата в мастера спорта по рукопашному бою мои тумаки, что укус комара слону, но все же…
— Вы с ума сошли? — в ужасе причитает Элеонора Андреевна, вставая между нами.
Моя грудь тяжело вздымается. Волосы растрепались. Я пытаюсь восстановить дыхание. Беркутов, как обычно, наслаждается ситуацией. Пялится на меня сверху вниз, ни черта не моргая. Ликует, что в очередной раз сумел втоптать в грязь.