Санна припарковалась и вылезла из машины. Земля кажется онемевшей под ее сапогами, повсюду меж корней и булыжников виднеются кроличьи норы. От летних купальщиков остался разбросанный по земле мусор. Пластмассовые столовые приборы, обертки от мороженого и треснувшая бутылка из-под вина. До нее доносится шум моря, накатывающего волны на прибрежные камни в нескольких километрах отсюда. На этом острове ты слышишь его повсюду, где бы ни находился.
Карьер – излюбленное место для купания. В отличие от мелководных бухточек, где всегда толчея, в него с легкостью можно занырнуть в поисках приятной прохлады. Впрочем, в остальное время года это место заброшено и пустынно. Кроме лежащего на земле мусора о присутствии людей напоминают лишь мостки с ржавой лесенкой и две крошечные кабинки для переодевания, притулившиеся за рощицей.
Санна понуро смотрит на тело, лежащее на носилках. Издалека девочка выглядит маленькой и совсем худой, ее ноги раскинуты, как у мертвой птички.
Комиссар криминальной полиции Бернард Хельквист вылезает из своего автомобиля, взглянув на нее лишь мельком. Санна вспоминает, как раздраженно звучал его голос по телефону. По утрам он всегда в дурном настроении, и сегодняшнее утро исключением не стало. Высокий, мускулистый, широкоплечий комиссар переминается с ноги на ногу, обхватив себя руками, чтобы хоть немного согреться. В уголке рта торчит сигарета, зажатая меж тонких губ. Только высосав весь никотин до капли, он небрежно роняет окурок на землю. Сузив глаза, он щурится на нее и коротко кивает в знак приветствия.
– И надо же этому было в воскресенье случиться, – произносит он. – Я сегодня матч собирался смотреть.
– А где остальные? – интересуется Санна.
– Йон был здесь, но уже уехал. Делать-то особо нечего. Не стоило тебе звонить, могла не приезжать. Но нам надо было вытащить ее из воды, чтобы убедиться, что это самоубийство.
– Я все равно ничего особенного не делала.
Он улыбается ей, потом проверяет время, взглянув на мобильный.
– Нам известно, кто она? – спрашивает Санна.
– Зовут Мия Аскар. Четырнадцать лет, скоро должно было пятнадцать исполниться. Официально мы ее еще не опознали, но мама приходила в управление несколько дней назад. Заявила об исчезновении дочери. У нее при себе было фото, и описала она ее очень подробно. В общем, я не сомневаюсь, что это она. Черт бы подрал этих современных подростков-эгоистов.
Санна резко вскидывает на него взгляд.
– Ладно, ладно, – бормочет он. – Прости. Но хоть немножко я могу позлиться. Это же младший внук, да еще его первый выездной матч.
– Совсем скоро сможешь смотреть футбол целыми днями. Всего две недели осталось.
– Знаю я. Вряд ли они так уж быстро пролетят.
Санна вздыхает.
– А как же криминалисты?
– Так ведь самоубийство.
– Но они приедут?
– Они сейчас в северной части острова. Проникновение со взломом в одно из зданий старой военной базы. Но даже если б они не были заняты, ты не хуже меня знаешь: на такое дерьмо они больше не ездят.
Санна старается подавить раздражение: Бернард всегда называет самоубийства дерьмом. Может, потому, что они становятся все привычнее на острове, а может, потому, что полиция на такие вызовы приезжает теперь с единственной целью – прибрать и вывезти мусор.
– Нет, ну если ты настаиваешь на том, чтобы мы с ними ссорились и требовали, чтобы они приехали… – начинает он недовольно.
– Перчатки дашь? – она не глядя протягивает руку.
Он достает из машины коробку, кидает ей и ухмыляется:
– Черт, что ты без меня делать-то будешь?
Санна ничего не отвечает. Бернард поправляет потертый ремень на широченных вельветовых брюках и следует за ней к мосткам.
– Ее один собачник заметил, когда своего пса тут выгуливал, – поясняет он. – Лежала на поверхности воды в самом глубоком месте. Бедняга до полусмерти напугался. Решил, что озерную деву [2] увидал.
– Он что, живет где-то поблизости?
– Нет. Тут никто поблизости не живет. Он сказал, что вывозит иногда сюда собаку на прогулку.
На девочке, лежащей на мостках, из одежды одни только поношенные джинсы. Волнистые рыжие волосы липнут к щекам, плечам и груди и похожи скорее на еще один слой кожи. Во всем ее облике чудится какой-то покой. Если бы не посиневшие губы и не растопыренные, застывшие в окоченении пальцы ног, можно было бы подумать, что она забылась глубоким сном.
Санна натягивает перчатки, обходит тело и начинает осматривать руки девочки. Ни царапины, ногти чистые и аккуратно подстрижены. Она осторожно разворачивает кисти запястьями вверх и видит следы порезов.
2
В скандинавском фольклоре озерный дух, который, как правило, предстает в образе молодой женщины. В отличие от русалки, у нее может не быть рыбьего хвоста.