Серьезный? Упустил? Вспоминаю, как Ярослав нюхает какую-то дрянь в доме Комолова. Это происходит настолько открыто, что вряд ли нерадивый папаша не в курсе о развлечениях сынка и его друзей. Не многовато ли они себе позволяют?
Словно читая мои мысли, Олег продолжает рассуждать:
— Младшенький совсем берега попутал, но вряд ли его шестерки снова сюда сунутся. Тут для тебя безопасно, но вообще оглядывайся.
Кривлюсь и возвращаюсь к плите, чтобы перевернуть шкворчащие котлеты.
— А ты крепче, чем я думал. Другая давно бы уже билась в истерике.
— От шока еще не отошла, — пожимаю плечами. — Я еще обязательно поистерю. После той вечеринки я и так просыпаюсь по ночам от кошмаров. А от мысли, что я понятия не имею, чем меня тогда накачали, мне совсем нерадостно.
— Я думал, что ты сама в каком-нибудь клубешнике по дурости обдолбалась…
Я так зыркаю на Олега, что тот в шутку поднимает руки, как бы сдаваясь:
— А что я должен был еще подумать Нефертити!
— Меня зовут Карина! — строго поправлю его.
Что это еще за мода — раздавать клички? Нефертити всякие, Карамельки!
— В общем, Карина, в благодарность за вкусный ужин я дам тебе совет: завязывай с такими приключениями и держись возле своего папика.
Это что? Все? Нет, так дело не пойдет. Я же еще не узнала ничего о Максе.
— Что и котлетку не будешь? — интересуюсь вполне невинно.
Олег вздыхает, он подозревает о моем коварстве, но котлеты, и правда выглядят аппетитно.
— Давай сюда свою котлетку, — смиряется он.
Учитывая габариты гостя, понимаю, что одной котлеткой тут не обойдешься, и смело накладываю четыре штуки сразу. Пододвигаю поближе к Олегу салатник. Чувствую себя Бабой Ягой. Сейчас я закормлю и все выведаю.
— Так почему Лютый? — возвращаю Олега к теме, с которой он благополучно съехал.
Тот демонстрирует, что соблюдает требования известной поговорки «пока я ем, я глух и нем». Строю ему недоверчивую рожицу.
Он прожевывает еду и вздыхает:
— Девонька, ты часом не глаз на него положила? Я скажу тебе, что это дохлое предприятие. Со мной у тебя и то шансов больше. Не любит Макс содержанок.
Чего? Это я-то содержанка? Но я не успеваю возмутиться подобной клеветой, потому как Олег продолжает:
— Фамилия у него такая. Лютаев. Вот и вышло, что он — Макс Лютый.
— Если верить твоей логике, то раз ты — Олег Раевский, то тебя должны называть ангелом, — невозмутимо парирую. Что-то тут не то.
Олег давится салатом. Пару минут кашляет так, что у него выступают слезы.
— Нет, Нефер… детка, так меня еще никто не называл! Хотя я, конечно, золото, а не парень!
— Макс тоже золотой парень? — гну свою линию. — Или он совсем плохой мальчик? Почему его испугались те уголовные рожи?
— Это ты опять так деликатно уточняешь, не криминальный ли он элемент? Нет. Макс — законопослушный бизнесмен. С другими я стараюсь дела не иметь. Но он известен в самых разных кругах, и всякие стремные людишки знают, что Максу дорогу переходить не стоит. Истоки его прозвища тебя не касаются. А если не будешь его бесить, то и не познакомишься с той его стороной, которая пугает уродов, вроде тех, что к тебе привязались. Ты дашь мне съесть, в конце концов, хоть одну котлету, женщина? Они на меня пахнут!
Развожу руками, мол, хозяин — барин. Хочешь есть, так кушай.
Но как только Олег берется за вилку, ему приходит сообщение.
— А вот и Макс вернулся, — он что-то печатает. — Очень вовремя. Успею нанести удар по котлетам.
Олег подкладывает себе салата в надежде приступить к уничтожению мясного, но тут в дверь раздается звонок. Похоже, кому-то придется познать значение слова «несудьбец».
— Иди, — говорю. — Открывай. Я никого не жду, а вдруг там те упыри?
Ёжусь.
— Это Макс. Я ему отписался, что жду его у тебя.
— Что?
— Так что сама иди открывай! — теряя ко мне всякий интерес, он втыкает вилку в котлету.
Плетусь к двери.
Так и есть. Макс, который Лютаев. Очевидно, он уже посетил душ после пробежки, потому что от него пахнет гелем с горьковатыми нотками, и кончики волос у него сырые.
Из кухни доносится громогласное:
— Иди сюда, тут классная жратва!
Я почему-то думаю, что Макс просто окликнет Олега, и они вместе уйдут. Но Макс бросив взгляд на стоящую возле двери мужскую обувь, шагает в коридор, нога за ногу снимает свои мокасины и устремляется на голос.
— Какого хрена ты здесь забыл?
Ого, как суров! Я отмираю, закрываю дверь и возвращаюсь на кухню.