Кусаю губы. Есть у меня один вариант. На крайний случай.
Только вот прибегать к нему я не планировала никогда.
Но, похоже, делать нечего.
Со вздохом достаю из шкафчика свой мобильник.
— Ты кому звонить собралась, малахольная? Кроме Раевского тебе сейчас никто и не поможет. Или ты звонишь губернатору Калифорнии?
— Почти, — бормочу я, прочесывая телефонную книгу в поисках нужного контакта.
Наконец нахожу и с замиранием сердца нажимаю на кнопку вызова.
Даже не знаю, хочу я, чтобы мне ответили, или нет.
Юля вглядывается в экран телефона и, увидев фото абонента, присвистывает:
— Ни хрена себе! Я-то думала, ты у нас бедная овечка! Раевский, Лютый и теперь еще и это!
— Да заткнись ты!
Шесть гудков, может, номер сменил? Я уже хочу сбросить вызов, когда на том конце отвечают:
— Слушаю.
Голос все такой же грубый. И тон не изменился. Как будто он устал от тебя еще до твоего рождения.
— Это Жизель.
Пауза.
Юлька рядом икает и таращится на меня, выпучив глаза.
— А. Птичка. Помощь нужна?
— Да, очень, — перевожу дух. — Я сама не справляюсь.
— Умеешь ты находить неприятности. Вот хотя бы взять меня.
— Ты поможешь? — от напряжения у меня все внутри завязывается в узел.
— Да. Рассказывай.
— Меня опоил Комолов-младший. При попытке изнасилования я сломала ему нос. Он мне угрожает, пока я от него бегаю, но как долго у меня это будет получаться, я не знаю.
— М-да. Мразота не умнеет, как я посмотрю. Хорошо, я займусь младшим. А сейчас тебе поможет мой друг. Сама понимаешь, я далековато. Ты где отсиживаешься?
— В «Амодее». В женской раздевалке. Фитнес-клуб такой.
— Значит, сиди там и жди. Можешь даже одеться, — усмехается он. — А можешь, и наоборот. Тебе ведь придется поблагодарить героя. Жди, Птичка. А как закончу с Комоловым, я тебе позвоню. Пока слушайся моего друга.
— А кто…
Но в трубке уже гудки.
Я медленно выдыхаю. У меня даже ладони мокрые.
Было страшно звонить. Но он поможет.
Раз сказал, значит, сделает.
Это главное.
Юлька, которая прижималась ухом к телефону с другой стороны, чтобы ничего не пропустить, отлипает и задает, наверное, вполне резонный вопрос:
— С какой стати по одному звонку тебе соглашается помочь Денис Гордеев? Да я его в последнее время только по федеральным каналам и вижу! Он тебе кто?
— Так. Знакомый. Давнишний, — мне не очень хочется рассказывать эту историю. — Услуга за услугу.
— Охренеть! Я от тебя в шоке! Кто бы мог подумать, что у девственницы из балетной школы такая насыщенная личная жизнь!
Я пихаю ее в бок, потому что раздевалка начинает заполняться. Вероятно, какое-то из групповых занятий закончилось. Она послушно сбавляет громкость и шипит мне прямо в ухо:
— Что за услугу ты могла оказать такому как Ящер?
— Юль, отвали, а! И без тебя тошно! Не до того. Может, как-нибудь и расскажу, но точно не сегодня.
Юля затыкается и погружается в свои мысли. Мы молча сидим на неудобной лавочке посреди женской оживленной болтовни, пока она не прерывается возгласами.
Сначала возмущенными:
— Мужчина, вы куда! Это женская раздевалка!
А затем более заинтересованными:
— А вообще, проходите! Может, в душ? Спинку потереть?
Задницы разной степени одетости загораживают мне обзор. Что там за Аполлон такой? Не видно. Но женское улюлюканье становится все более громким.
— Да пропустите меня, — рявкает голос, который я мгновенно узнаю.
Не может быть!
Может.
Отодвинув какую-то девчонку, заслоняющую ему дорогу, он вырастает передо мной. Очень и очень злой.
— Карина, твою мать! Манатки в зубы и на выход!
Юлька нервно икает.
Глава 17. Мужские правила
Я подскакиваю на месте.
Широко раскрытыми глазами смотрю на злющего Макса.
Воистину Лютый.
— Я жду… — нервно сглатываю.
— Карина, я — тот, кого ты ждешь. Поэтому с вещами на выход, — цедит Макс.
Юлька пихает меня в спину. Оборачиваюсь, она делает мне огромные глаза:
— Не зли его. Иди уже.
Я забираю шмотье из шкафчика и робко подхожу к Лютаеву.
Макс кладет свою тяжелую ладонь мне плечо и выводит меня из раздевалки как нашкодившую в детском саду пятилетку, родителей которой воспитательница попросила забрать ее за плохое поведение.
Дамочки перед нами расступаются. В глазах некоторых фитоняшек с накачанными задницами я вижу неприкрытую зависть и искреннее непонимание. Прямо-таки немой вопрос: «И что он в ней нашел?»