– Прекрати сейчас же виднеться! – кричал шкаф.
– Чего? – пискнула Янка.
– Стань прозрачной!
Как-то ей это удалось. Не спрашивайте, как. Станете зеркалом – научитесь.
И вовремя.
Только она распрозрачнилась, как в неё заглянула женщина лет пятидесяти. Женщина поправляла причёску, близоруко щурясь, почти касаясь зеркала носом. А с той стороны на неё, выпучив глаза и зажав рот руками, смотрела Янка. Женщина смотрела Янке в глаза и брызгала на себя лаком. Янка пучилась. Невидимой быть она привыкла, фея всё-таки. Но в неё ещё ни разу не причёсывались.
– Фух! – скрипнул дверцей шкаф, когда хозяйка вышла. – С ума сошла, да? А если бы она тебя заметила? Вот, помню, был случай. Так же одно зеркало зазевалось. Хозяйка – бух! – шкаф бухнул чем-то внутри себя. – И в больницу. Так перепугалась. А вернулась, давай мебель менять. И всё, брата моего двоюродного, трёхстворчатого с антресолью, на дрова отправили. Он сам мне и рассказал напоследок.
– Здравствуйте, – запоздало решила поздороваться Янка, не зная, как ещё отреагировать на трагическую историю из жизни шкафов.
– Да здравствуй, здравствуй уже. Новенькая, что ли? Раньше-то кем была? Тумбочкой, небось, судя по глупости. И кто только таких в зеркала пускает?
– Я раньше девочкой была.
– Чего?
– Девочкой.
По зеркалу побежало отражение слезинки. Янка хотела вытереть щеку, но только двинула левой своркой трюмо. От чего разревелась в полный скрип. Трюмо зашаталось и захлопало створками.
– Тихо ты! Ещё сломаешься! – прикрикнул на неё шкаф. – Девочкой так девочкой. Эка невидаль. Кого тут только нет. Хватит реветь.
Янка закрыла створки трюмо, как закрывают лицо руками, чтобы успокоиться.
– А вы кто? – спросила она минут через пять.
– Как это кто? Не видишь, что ли? Шкаф. Из гарнитура. Только из всего гарнитура только я один и остался.
Шкаф вздохнул, стукнув полками.
– Остальные уже кто где. Но, опасаюсь я, большей частью на свалке. Разве что книжная полка жива ещё. Она такая, знаешь, крепкая очень была, устойчивая.
– А я? – спросила Янка.
– Что я?
– Я так и буду мебелью?
– А чем тебе не нравится? Хочешь, лампой становись. В квартире двумя этажами выше лампа не занята, тоже в спальне. Только скучно это, с потолка свисать.
– Эй! На себя посмотри! Сарай деревянный! – заругался кто-то дребезжащим голосом.
«Это же лампа говорит», – поняла Янка. Лампа даже раскачивалась от возмущения.
– Вот выключу вам свет, будете знать! – брюзжала лампа. – Что вы понимаете, мебель!
Это слово лампа сказала, как мы говорим… В общем, тоже говорим «мебель», о каком-то человеке.
– Да выключай! – засмеялся шкаф, отчего его стенки несколько раз выгнулись и вогнулись. – Нам-то что? Мы тут что, иголки с пола собираем?
– Ах, так! – искрилась лампа. – Выключусь – хозяева в темноте ничего в вас не найдут, выкинут вас на помойку.
– Зачем же нас выкидывать? Они фонариком посветят. А выкинут потом тебя, тёмная ты наша.
– А я вам, а я вам!..
Янка подумала, что лампа сейчас перегорит от негодования.
– Тихо, тихо, – вступила она. – Расскажите лучше, а хозяева ваши про вас знают?
– Точно тумбочкой ты была, а не девочкой! – шкаф сразу же забыл про скандальную лампу. – Как можно не знать, что у тебя в квартире шкаф стоит?
– Нет, я не про это. Они знают, что вы… вы…
Янка замялась. Она хотела сказать «живые», но подумала, что говорить про шкаф «живой», это как-то слишком.
– Они знают, что вы говорящие?
– Что ты, что ты! – хором закричали шкаф и лампа. – Как же можно! Это секрет! Тайна!
– Кто же захочет жить с говорящей мебелью? – хмыкнул до сих пор молчавший сервант. – Ты бы захотела, новенькая?
– Я? – Янка задумалась.
– Я бы не захотел, – решительно сказал шкаф. – Чтобы кто-то мне говорил: эй, ты зачем в меня грязные носки положил? Почему у тебя футболки в кучу?
– Да, действительно, – согласилась Янка, – и не спрячешь ничего.
– Ну, не то, чтобы…, – начал шкаф, но остановился.
– Что ты там проскрипел? – заинтересовался сервант.
– Не то, чтобы не спрячешь, – продолжил шкаф после паузы. – Во мне прежний хозяин сто рублей спрятал. Так до сих пор и лежат. Забыл он про них. Слышь, висючка! Гаси свет, как грозилась. Хозяева в театр ушли. Спать будем.
Постепенно Янка привыкла к мебельной жизни. Сначала они много болтали, в отсутствие хозяев, конечно, и Янка наслушалась историй вроде: «А вот, помню, десять лет назад, они носовые платки не в тот ящик положили, вот умора, ха-ха-ха!» Постепенно говорить они стали меньше. А хозяева появляться чаще. Где-то через месяц Янка поняла, что это не хозяева часто к ней подходят причесаться. Это она, ну, вроде бы дремлет, пока их нет. Подошли – она проснулась. Ушли – она заснула. Потому и кажется, что они всё время возле неё.