Бьет током. Сильно. В голове сразу мысль – что будет, когда мы поцелуемся? Наверное, меня просто разорвет от напряжения.
– Уф, – одергивает она руку и тут же брезгливо потирает ее о свою юбку.
Коза строптивая!
– Переигрываешь, Арина, – ухмыляюсь, но с явным оттенком горечи.
– Не доигрываю, Стас, – припечатывает она, смотря мне прямо в глаза.
Но все же девчонка первая не выдерживает моего прямого взгляда. Отворачивается, задевая ручку локтем, и та катится по парте, а потом и падает на пол. Тут же ныряю под стол, а потом сглатываю.
Чертовы белые носочки!
Но отказать себе в провокации я уже не могу. Поднимаю, так кстати упавшую, ручку, а потом обхватываю ее щиколотку.
– Ой, – слышу я ее писк и улыбаюсь.
А моя рука уже ползет дальше. Интересно, как далеко она позволит мне зайти?
Щас проверим…
Безумная, крышесносная наглость, но я не могу себе в ней отказать, пусть, наверное, и получу какой-нибудь увесистой мензуркой по своей башке. Оно того стоит.
Ее ноги загорелые и гладкие как шелк, тонкие щиколотки, изящные коленки, маленькая родинка на внутренней стороне бедра.
Резко сжала ноги вместе и потом со всей силы вцепилась в мои волосы, дергая меня наверх. А я? Я не удержался и все-таки оставил подин поцелуй у самой границы ее юбки. И аж в голове потемнело!
На меня накатала вдруг мощная, почти сокрушительная волна жажды. По ней одной! Чуть не сдох на месте, честное слово! Вынырнул из-под стола, посмотрел в ее, полные бешенства глаза, и понял, что увяз еще глубже. Зыбучие пески – вот кем была для меня Арина Толмацкая и я добровольно погружался в ее трясину. Я рисковал уйти в нее с головой. А может уже давно захлебнулся, кто ж его разберет…
Но я не планировал менять курс, даже если за эту вольность я огребу по полной.
И так оно и случилось!
Стоило мне только подняться из-под стола и опустить ладонь на парту, как в руку тут же чуть не прилетело острым наконечником той самой ручки, что я только что поднял с пола. Благо реакция хорошая!
– Совсем сдурела? – прошипел я, наклоняясь почти к самому ее лицу.
– Кто бы говорил! – и в глазах ее бушевал океан ненависти.
– А я свое безумие и не отрицаю. Но кто в этом виноват? – и многозначительно на нее посмотрел.
– Да пошел ты, – отвернулась Арина и принялась что-то чиркать в своей тетради.
Весь урок моя строптивая блонда сопела как маленький злобный ежик, выполняла лабораторную дёргано, и я видел, как дрожат ее руки. А я же все пер дальше. Вижу цель, не вижу препятствий. Но, а как иначе, если в запасе у меня времени в обрез – уже летом мы разойдемся как в море корабли, а я этого вот вообще не хотел. Мне надо только рядом с ней, по максималке, на полную катушку.
– Арин, мы, кажется, не с того начали, – попробовал закинуть я удочку, когда поджигал спиртовку.
– И слава Богу, – огрызнулась девчонка и надула чувственные губы.
– Я не хочу с тобой враждовать.
– М-м…а сказать тебе, что я не хочу, Гордеев? – повернулась ко мне всем корпусом и буквально врезалась в меня взглядом.
– Ну давай, – сожрал я наживку и даже не поперхнулся.
– Я не хочу, – и «не» она особенно выделила интонацией, – чтобы ты в принципе смотрел на меня, говорил со мной и уж тем более дотрагивался. У тебя как с восприятием новой информации, все нормально? Врубаешься?
– Это из-за того, что я здесь не такой, как все? – подавить в голосе нотки горечи было адски сложно.
Но девчонка только хмыкнула и покачала головой, а потом кивнула вроде как сама себе и выдала мне на десерт:
– А знаешь, да. В этом все и дело. Ты не такой, я не такая. Небо и земля, божий дар и яичница. Понимаешь, о чем я? – язвительно выдала Арина и окинула меня таким царским, снисходительным взглядом, что мне захотелось отряхнуться.
– Да уж не тупой, – пожал я плечами.
– Вот и прекрасно, – перекинула она свои шикарные волосы с одного плеча на другое.
– Если ты не протирал задницей золотой унитаз, то Арина Толмацкая в твою сторону и не посмотрит. Ясно. Понятно. Нет проблем, – поднял я ладони вверх, а потом принялся записывать уравнение химической реакции.
– Ты когда-нибудь замолчишь? – зашипела опять коброй, и я решил, что пора заткнуться, да и у меня отпало всякое желание говорить с этой коронованной мажоркой.
Остаток урока мы просидели молча. Я злился. Она тоже. Я хотел начать ее ненавидеть, но то и дело вдыхал запах жасмина и сходил с ума. Я совершенно не понимал, какого черта вписался в нее со всей дури, но плыл и не мог остановиться. Штырило и все тут!
Как итог, после первого урока химии на второй я пересел отдельно, а в сторону блондинистой королевишны больше даже не смотрел. Временно не хотелось. Да и не понимал я как пробивать вот такую стену из снобизма и гребанного воспитания, где людей делят не на плохих и хороших, а на бедных и богатых. Я был бедный, а значит плохой? Кто живет по такому принципу вообще? И ладно бы, если бы хоть кто-то в этой чертовой школе на свои модные портки сам заработал. Так нет же…Мама, папа – вот они молодцы, а эти – палец о палец не ударили, а уже нос дерут.