Мой больничный халат и волосы пропитались липким холодным потом, и все, что я сейчас осязала - это вязкий кокон смерти.
- Все будет хорошо, моя хорошая, - услышала я тихий голос миссис Хоуп, - все будет хорошо....
Я хотела открыть глаза и возразить, сказать, что у моей мамы не получилось… и после этого уже ничего хорошего не было, но слова застревали где-то в горле, и я лишь сделала слабую попытку отвернуться к стене.
Все остальное мой мозг фиксировал смутно. Помню, как меня начали готовить к операции и все, что я чувствовала - быстрые проворные руки профессионалов. Мне ставили капельницу, перекладывали на каталку, переговаривались короткими фразами, разобрать которые я не могла. Наконец, меня вывезли в коридор, и я внезапно увидела Ричарда - он стоял у стены и тихо разговаривал по телефону. Помню, что хотела ему что-то сказать, но грудь сковало, звуки застряли в горле, а язык прилип к нёбу. Я сфокусировала взгляд, и в этот момент для меня не существовало более ничего в мире - лишь его лицо, четко прочерченное в размытом объективе реальности. Я вглядывалась в его серые глаза, стараясь разглядеть в них квант тепла, но попытки мои были тщетны. Он молча смотрел на меня - смотрел спокойно и безучастно. Я едва заметно кивнула и, закрыв глаза, отвернулась - я поняла, что он хотел мне сказать: мои чувства - это мои проблемы.
Он никогда ко мне ничего не испытывал, а теперь и подавно - зачем ему бракованная женщина, которая и ребенка выносить не может. На душе было пусто, и мне вдруг стало безразлично, что со мной будет. Ушли паника и страх, на смену им пришли апатия, обволакивающая меня своим холодными тисками, словно саваном, и гулкое равнодушие ко всему происходящему.
Меня везли на каталке, рука ныла от иглы капельницы, по виску текла слеза, и мне казалось, что все случившееся происходило не со мной, а с моей копией в безжалостной параллельной реальности, я будто пребывала в каком-то жестоком зазеркалье, которое я рассматривала со стороны.
Колесико каталки почему-то поскрипывало... мелькали люминесцентные лампы одна за другой… Одна за другой… Одна за другой…
Операционная... гинекологическое кресло-стол... массивная яркая лампа... женщины в масках... вопросы анестезиолога... инъекция в вену... меня попросили посчитать от десяти до нуля...
Девять... восемь... семь... шесть... пять... пустота…
- Мама? Как ты сюда попала? - удивилась я, разглядывая ее небольшую фигурку в красивом летнем платье из легкого воздушного шелка голубого цвета.
Она сидела на кровати рядом со мной, в моей спальне в резиденции Барретта, и улыбалась мне.
На мой вопрос мама ничего не сказала, лишь приставила указательный палец к губам, показывая, чтобы я молчала, и, внезапно встав, прошла к двери. Я сидела на кровати и улыбалась - мне было уютно и совсем не хотелось никуда идти, но видя, как мама, открыв дверь, поманила рукой, я встала и направилась следом за ней. Мама спускалась вниз, и ее платье из нежного шелка развевалось в разные стороны воздушными волнами. Зайдя в гостиную, она подошла к стеклянным блокам, надавила на один из них миниатюрной ладошкой, и стекло, словно дверь, открылось, давая нам проход. В комнату тут же ворвался свежий морской ветер, всколыхнув с новой силой ее платье и темные густые волосы, которые тяжелыми волнами ниспадали до самой поясницы. Я остановилась по центру гостиной, не зная, что предпринять. Но мама повернулась ко мне и вновь жестом позвала меня вслед за собой, выходя за пределы дома. Я посмотрела на небо: там было солнечно и ясно. Я улыбнулась и, не раздумывая, шагнула за стеклянную перегородку, выходя в парк резиденции. Я почувствовала босыми ногами мягкую влажную траву и теплые плиты дорожки, которая вела к массивной каменной стене, увитой красивым зеленым плющом. Мама шла чуть впереди, и я чувствовала запах ее волос, немного напоминавший сирень с оттенками меда. Чем дальше я уходила от резиденции, тем чаще я оглядывалась по сторонам: здесь было уютно, но немного прохладно, и я поежилась от озноба. Посмотрев вверх, я отметила, что солнце скрылось за плотными непрозрачными облаками, и стало пасмурно. Но мама продолжала свой путь к наружной стене, иногда оглядываясь и проверяя, иду ли я за ней. С ее лица уже сошла улыбка, и вид у нее был немного грустный и встревоженный. Дойдя до каменной ограды, я ощутила порыв холодного ветра и, вновь бросив взгляд вверх, с удивлением обнаружила, что все небо заволокло тяжелыми тучами, и начал накрапывать небольшой дождь.