— Ты видел, в чем она пришла? Да ей форму сшили из половых тряпок, — продолжала поливать меня грязью одноклассница, — А туфли? Она в них ходит с первого класса! Они у нее растягиваются. И телефон! Он у нее — кнопочный! КНО-ПОЧ-НЫЙ!
В классе откровенно засмеялись, а у меня защипало в глазах. Вот оказывается, что все они обо мне думают!
И я ждала. Ждала, что Борис за меня вступится. Он же… Мне показалось, что он хотел со мной подружиться. Один изо всех.
Только ждала я напрасно.
— Ты о чем, Катерина, — отозвался другой голос. Его я узнала. Это был тот мальчик, который препирался с Мариной Леонидовной. Артем Холодов, — Боря ей тут вещи ее помогал собирать, которые она рассыпала, так потом руки три раза помыл. С мылом.
Я почувствовала ощутимый укол в сердце. Об этом Артему мог рассказать только сам Борис. Никого, кроме нас двоих, в помещении не было. И что он рассказывал? Что у меня вещи грязные?! Так это же неправда… Зачем же так?!
— Котён, ну что ты переживаешь? Я все равно весь твой, — а это уже сам Борис отозвался, его я тоже узнала по голосу, — Просто у Алиски сиськи классные. У тебя такие пока не выросли. Извини.
На этом ученики взорвались хохотом.
— Дурак! — взвизгнула эта Катя.
А мне стало так обидно. Я — это всего лишь "классные сиськи". И надо мной можно смеяться.
Слезы побежали по щекам. Выйти в класс я не смогла. Меня спасло то, что из лабораторной тоже была дверь в коридор, из которого я сбежала в туалет, где долго и горько плакала. От обиды. От неоправдавшейся надежды.
И в этот день я впервые прогуляла школу. Пошла в медпункт и сказала, что у меня сильно болит живот. Медсестра позвала классного руководителя. Меня на скорой отправили в больницу с подозрением на аппендицит. Диагноз не подтвердился. Но мне разрешили пойти домой. Марина Леонидовна отвезла меня на такси и передала в руки к бабушке.
Я не стала ей ничего рассказывать. Но вечером решила поговорить с ней.
— Ба, — помыв посуду после ужина, подошла я к ней, — Давай я вернусь в старую школу? В новой все такие… Не к месту я там.
Бабушка сразу насупилась
— И что, Алис? Тебя там обижают? Может, бьют? Нет! — она сама ответила на свой вопрос, — Нет ничего такого. Это приличное место. А что они нос задирают, так ты туда пришла не друзей заводить. Ты туда пришла учиться. Вот и учись.
Но заметив мой несчастный вид, смягчилась и добавила:
— Алисонька, я же тебе добра желаю. Из этой школы ты легко поступишь в нормальный вуз. После на нормальную работу. Ты же умненькая у меня. Неужели так всю жизнь и будешь с хлеба на воду перебиваться?
Бабушка, конечно, желала добра. И винить я ее не могла. Тем более, что через десять дней ее забрали в больницу со страшным диагнозом "инфаркт".
Вот тогда я испугалась по-настоящему. Остаться одной. Совсем одной. Попасть в детский дом, к которому я вряд ли смогу приспособиться.
Больше разговоров о смене школы я не заводила, не желая огорчать ее. И ничего ей не рассказывала. Никогда.
Глава 13
Алиса. Школа.
Я продолжила учиться, как того хотела бабушка. Со мной не общались, я тоже не делала никаких попыток сближения. Не трогали, и это уже было хорошо.
По истории я помогала учительнице с презентацией, поэтому часто задерживалась после уроков. Прошло уже четыре месяца, как я училась в этой ужасной школе. И уже вжилась в роль неведимки. Харламов продолжал на меня смотреть исподтишка, когда этого никто не мог заметить. Я почему-то чувствовала, когда он на меня смотрит. И часто обернувшись внезапно, сталкивалась с ним взглядами. О чем он думает, я не представляла. Но сразу же вспоминала тот обидный разговор. И отворачивалась.
Так получилось и сегодня. Разложив материалы, которые использовались для подготовки, я обернулась. В дверном проеме стоял Борис и буравил меня глазами.
— Что ты смотришь постоянно? — не выдержала я.
— В кино со мной пойдешь? — Борис подошел ко мне, дверь в коридор осталась открытой.
Наверное, если бы мне вылили на голову ведро ледяной воды, и то эффект был бы не такой, как от этого предложения.
Борис стоял спиной ко входу. Он был выше меня и загораживал собой ту сторону класса. Может быть, если бы не это, я бы заметила свидетеля нашего разговора. А может быть, и нет. Потому что, в одночасье я потеряла способность видеть еще что-то, кроме лица юноши.
— Это что — шутка такая? — глухо произнесла я в ответ.
— Ты мне нравишься, Алис. Очень.
А от этих слов я ощутила, что меня окунули в холодную воду и держат у самого дна. Сразу стало и жарко, и холодно, сердце застучало, как бешеное, а щеки покрылись лихорадочным румянцем.