— Ёлки-палки, лес густой! — раздалось над ухом, и сильные мужские руки подняли меня с асфальта.
Кит усадил меня на багажник машины.
— Ты как? — он с тревогой вглядывался в мое лицо.
— Нормально… я… только… голова… кружится.
— Попробуй соединить кончики пальцев, Аня.
Я послушно исполнила его просьбу.
— А теперь поочередно коснись носа сначала одной рукой, потом другой.
— Да нормально со мной всё, — вяло возразила я.
— Это я решу: нормально или нет. Выполняй! — приказал он таким тоном, что я немедленно подчинилась.
— Так, хорошо. Сотрясения вроде нет, — кивнул он. — Но колени ты разбила ужасно, — он осторожно прикоснулся к моим коленкам, торчащим из-под порванных джинсов. — Нужно в больницу, сделать рентген на всякий случай. Нельзя так костями громыхать, где не попадя.
— Пожалуйста, только не туда! — взмолилась я.
— Хорошо я тебя домой отвезу, — согласился он. — Перевяжешь, промоешь, а там видно будет.
— Мне нельзя домой в таком виде! Бабушка инфаркт получит!
— Хорошо, — тяжело вздохнул Кит. — Но родители же у тебя есть? Или только бабушка?
— Есть, но они отдельно живут. И потом, если я так домой приду, то бабушка сначала упадет в обморок, а потом позвонит родителям. Мама сразу примчится, таща отчима на прицепе, и мне весь мозг вынесет. А отчим лекцию прочитает. Нет уж! Лучше умру на тротуаре. В уголочке. Тихонечко так, как цветы умирают в полях.
— Что ты сказала? — рассмеялся он. — Тихонечко, как цветы умирают в полях?
— Это поэт так сказал. Велемир Хлебников. Извините, что давлю интеллектом, — алкоголь оказался коварнее, чем я думала, и меня неудержимо тянуло философствовать и вообще продемонстрировать ему мой крутой интеллект.
А пусть не думает, что я дурочка! Он ведь точно так и решил. Потому что у меня внешность совершено не соответствует содержанию. Я похожа на гамбургер из рекламы "Макдака", только наоборот. Гамбургер на картинке пышный и красивый. А в реальности прибитая жизнью булка с картонной котлетой внутри. А я наоборот: блондинистая дурочка с голубыми глазами и кукольной внешностью — мне все это говорят. Даже Сашка всегда смеется, что я похожа на анимэшку. А внутри меня сидит задрот в очках, как у Гарри Поттера.
— Вот бабушка мне говорит, что нельзя цитировать поэтов и писателей в беседе с незнакомыми людьми. Можно поставить человека в неловкое положение, если он не знает того, что знаю я.
Какую пургу я несу! Аня, закрой рот! Хватит!
— Ну в чем-то твоя бабушка права, конечно, — согласился Кит. — Хорошо, домой нельзя. Я понял. Тогда отнесу тебя к Саше, наверх. Там промоем твои боевые раны и прочее, — он подложил под меня руки, собираясь поднять.
— Нет! Даже не думайте! — я молитвенно сложила ладони. — Пожалуйста!
— Ах вот как, — медленно протянул он. — Видимо, я много не знаю. Ладно. Ну, тогда к подругам. Чтобы ты не померла, как цветы в полях.
— У меня нет подруг… ик! — меня вдруг одолела икота, взгляд расфокусировался и перед глазами всё поплыло.
Но самое кошмарное, что к горлу подступила тошнота. И я с ужасом поняла, что меня сейчас вырвет. Только не при нем! Пожалуйста, мать вселенная! Не при этом мужчине!
— Так не бывает, — решительно возразил Кит. — У всех девочек есть подруги.
Вселенная молитву услышала и тошнота малость начала спадать.
— С подругами нужно делиться секретиками. А я предпочитаю свои секреты держать при себе, — мне, наконец, удалось посмотреть на него прямо, преодолев временное косоглазие.
Вот не повезло мне унаследовать от папы полную непереносимость алкоголя! Говорят, что это заложено генетически, если несколько поколений подряд вообще ничего и никогда не пьют. А у папы точно не пили. Там, где он родился, это просто недопустимо.
— При себе? Правда? — Кит удивлено посмотрел на меня.
И тут случилось чудо. Сталь поплыла. Его колючий взгляд потеплел. Отчего бы это? Он изврат и ему нравится, когда девушкам больно?
Стальной
А девочка-то оказывается не простая. Сама того не зная, она полностью повторила то, что он годами твердил не только себе самому, но и окружающим. У него тоже не было друзей. И по той же причине. Были сотрудники, знакомые, приятели, но не друзья. Не такие, которым можно все рассказать, как себе самому. Хотя иногда Стальному очень хотелось с кем-то поделиться. Но работа не позволяла даже намекнуть на семьдесят пять процентов событий в его жизни. Что, в принципе, его оправдывало. У всех людей его профессии не было ни родных, ни друзей. Такие, как он, похожи на бешеных волков-одиночек, что отрываются от стаи.