Итидзе был самым старшим из Принцев. И хотя вид он имел более чем обычный не только для Принца, но и для высшего йокая: тонкий профиль, отросшие жидкие волосы, брови вразлет и вишневого цвета глаза, он все же чем-то неуловимо от них отличался, будто был несколько иной породы. Может, виной тому общение с Повелителем, которого у него было в разы больше остальных? Или то, что его всегда позиционировали старшим, и он привык к подчинению и смотреть на всех свысока.
- И когда же ты мне дашь на него взглянуть? - похоже, Итидзе забавляла вся ситуация. Когда дело касалось душ, он на всех смотрел снисходительно - ведь только он мог менять их код так, как это делал Сусаноо. Действия остальных же он воспринимал как трепыхания, которые ни к чему не ведут.
- Дай мне несколько дней, - почти взмолился Гоэн.
- Я не хочу возвращаться в это место снова, - Итидзе поднялся. - Оно насквозь пропахло предательством.
Кимиясу снова пропустил эту колкость мимо ушей.
- Но сейчас…
- Ты правда считаешь, что меня заинтересуют твои "эксперименты"? - с насмешкой поинтересовался Итидзе. - Думаешь, ты можешь создать что-то стоящее, что меня бы заинтересовало?
Гоэн выдохнул так, будто его ударили. Итидзе снова сел на своего любимого конька и принялся воспитывать в Гоэне уверенность, что он совершенно ни на что не способен и бесполезен, по сути. И что Повелитель зря тратил время на него, вначале создавая, а потом воспитывая. В какой-то момент - Кимиясу не уловил его точно - тенгу сломался, и стоило только намекнуть о его бесполезности, так начинались приступы сумасшествия. Это происходило неизменно перед всеми, кроме Итидзе. Видно, Гоэн воспринимал старшего брата как соперника и все пытался превзойти его и доказать, как он ошибался на его счет. Девяносто процентов глобальных глупостей Гоэном совершались именно по этой причине.
- Так это твое мнение обо мне? - спросил тенгу с горечью в голосе.
И всегда Кимиясу удивляло, как отчаянно Гоэн пытался защититься от нападок Итидзе, но каждый раз - тщетно.
- Я его и не скрывал, - посмеялся Итидзе. - Слушай меня, Гоэн, я не вернусь больше. Но и выгораживать тебя перед Хатиманом не стану так же. Поэтому с удовольствием сообщу, где ты скрываешься. В конце концов, если он придет с войной на этот замок, то его будет не жалко, ведь принадлежит он предателю.
Кимиясу почувствовал, что в нем наконец-то закипает гнев. Он старался сдерживаться, Повелитель свидетель, но старший брат выведет, кого угодно.
- Мой замок не так легко разрушить, Итидзе.
Тануки сжал губы в тонкую линию.
- Рад это слышать, Отступник, - а потом перевел взгляд на Гоэна. - Ты все понял, брат? Хатиман и его армия - это твои проблемы. Как из них ты будешь выкручиваться, мне все равно.
Воздух в кабинете затрещал от искр, когда Итидзе начал телепортацию. Исчезая в ярких сполохах, он удовлетворенно улыбался. Гоэн же ссутулился и обнял себя руками, нервно поглядывая на брата.
- И что мы будем делать? - спросил он хриплым и непослушным от волнения голосом.
- Мы? - спросил Кимиясу. - Кажется, я тебе уже говорил, что в этом не участвую. Так что сделай так, чтобы Хатиман сюда не пришел, иначе все твои драгоценные "трофеи" выдам ему я.
- Правда, что ли? - с сомнением спросил Гоэн.
- Разумеется, это шутка, - натянуто улыбнулся Кимиясу и тоже поднялся. - Решай свои проблемы сам, Гоэн. Я тебе больше не помощник.
- Но Кимиясу… Как ты можешь меня бросить?
Только слова эти были обращены в пустоту. Ину уже ушел в телепортации.
***22 день месяца Дракона 448 года Одиннадцатого исхода.
Тика, замок Насварта;
штаб- квартира Принца Ину Кимиясу
Когда Кимэй окончательно пришел в себя, он понял, что находится в незнакомой ему комнате. Комнате, убранной в стиле центральной части Асихары* - массивная мебель, толстые ковры. В окно просачивался несмелый и призрачный свет, но не разобрать, утренний или вечерний. Здесь пахло болью и страданием, пахло кровью и чем-то еще, чего Кимэй не мог назвать. Осмотревшись, он увидел на кровати спящую девушку. Из-под ее рыжей, густой шевелюры, разметавшейся по белоснежному постельному белью, торчали аккуратные лисьи ушки. Значит, йокай. Но что странно: ни прежней ярости, ни отвращения Кимэй не ощущал совсем. Он чувствовал лишь усталость, физическую и духовную, и равнодушие, которое боролось со смятением.
Память обрывалась на том моменте, когда Сейкатсу сожрала его меч. Потом - темнота, страшная, прожорливая, бесконечная, как бездна. Кимэй рухнул в нее и падал, падал, падал до тех пор, пока не очнулся здесь - в этой комнате, с этой девушкой.
Он посмотрел на свои руки и отметил, что когтей на них нет - они обломаны, не совсем красиво, криво и возвращаться к своей прежней длине никак не собираются. Значит, что-то произошло и что-то в нем изменилось…