- Как будет угодно, ками, - еще ниже поклонился Накатоми и удалился.
Теперь можно и вздохнуть с облегчением, потому что все, что нужно, было сделано. Наверное, стоит поблагодарить Небо, что у Данте такие нежные чувства к командиру, иначе бы выйти из положения было бы труднее. Хотя, кто знает исход этой ситуации?
***02 день месяца Овцы 491 года Одиннадцатого исхода,
Ие- но футана, страна Поднебесная, Нара,
Особняк Сарумэ
Выдох…
Колени подкосились, ноги ослабли и дрожали, сердце в груди билось, как сумасшедшее - вот раздвинет ребра и выскочит наружу. Данте, чтобы его успокоить, невольно приложил теплую ладонь к груди. Оно успокаивалось, медленно и нехотя, будто капризничая, сбавляло обороты, а ногам в это время возвращалась твердость. Все же, перед перемещением нужно было снять с себя манжету - удалось бы избежать таких неудобных последствий.
Когда у Данте в голове прояснилось, он осмотрелся, с удивлением отмечая, что находится "дома". Здесь ничего не изменилось: все осталось таким, каким он помнил, даже поздние сверчки, стрекотавшие в переспелой траве уныло, звучали настолько до боли знакомо, что от нахлынувших чувств в горле образовался ком. Здесь и пахло домом - не так, как в Академии, которая была призвана лишь копировать традиционную архитектуру Поднебесной. И хотя там здания выглядели знакомо: черепичная крыша, с поднятыми вверх концами, несколько ярусов-этажей, деревянная веранда, раздвижные бумажные двери - тонкие, хлипкие; здесь все это даже ощущалось по-другому. Знакомо. Только вот вряд ли теперь Данте имеет право называть это место своим.
Он невесело усмехнулся, быстро привел себя в порядок и зашагал к дому. Ночь опустилась на двор, темная и густая, точно вишневый сироп. Она прошлась по территории особняка Сарумэ и зажгла фонари. Проснулись и заголосили тени, но они были суетливыми и разговаривали о пустом - производили какие-то шумы, вроде шелеста листвы или натужного скрипа деревьев на ветру, стука бамбукового журавлика или журчания воды, скрипа половиц. Иногда они доносили до слуха обрывки фраз - то шептались слуги, но шептались беспокойно и украдкой, будто чувствовали, что их могут услышать.
Данте открыл дверь и вошел в освещенную скудным светом гостиную. Он прошептал ритуальное "извините за вторжение" - ведь дом этот больше ему не принадлежал, оставил перед порогом легкие тапочки и пошел по коридору на женскую половину, ступая легко и бесшумно. Память о той или иной скрипящей половице была еще жива в его памяти, и он ловко через них переступал; топать себе он не позволял тоже, хотя это вдруг оказалось неожиданно сложно, учитывая увеличившийся вес тела. Словно окликаясь на его мысли, манжета крепче сжала его предплечье.
Наверное, он и сам не знал, почему он помедлил у лестницы, прислушиваясь к посторонним звукам. Было слишком тихо, и Данте мог голову дать на отсечение: Амако, утомленная своим недугом, сейчас спит под сонными каплями. Но в комнате принцессы рода Сарумэ Амэ священная тишина была нарушена. Шелестел шелк, высокий, красивый голос что-то говорил, иногда он переплетался с другим, мужским и глубоким, всегда холодным для целого мира и теплым, с нотками нежности - всего для одного человека. Поняв это, Данте вдруг почувствовал злость и ревность. Эти чувства оказались настолько сильны и так захватили его, что он позабыл об осторожности: быстро взбежал по лестнице вверх и со злым оскалом распахнул фусума, ведущие в его бывшую комнату.
Акито сидел на коленях возле порога и при таком бесцеремонном вторжении схватился за меч. Он обнажил его и даже почти активировал кей - Данте почувствовал, как упруго зазвенел воздух. Шеи коснулось лезвие, острое и смертоносное, но остановилось всего за миг до финального удара. Данте в ответ дерзко ухмыльнулся и поднял свой взор на братика.
- Амэ?…- произнес Акито. Без голоса, просто воздухом.
- Узнал, - констатировал Данте.
Но тот скользнул взглядом по фигуре ками, облаченного в тонкую юкату, которая уж точно не могла скрыть отсутствие девичьей груди, и произнес:
- Нет, ошибся, - Данте мог поклясться, что в его голосе прозвучало разочарование.
Удзумэ перевел взгляд на девушку, как две капли воды похожую на него, за спиной брата. Вид у нее был донельзя напуганный. А еще…
- Что-то здесь слишком смердит йокаями, - констатировал он свою последнюю мысль. - Один из нас в этой комнате подделка. Кто же это, интересно?
От осознания того, что рядом с человеком находится йокай, Данте чувствовал, что дуреет. Помогала лишь манжета. Она, будто чувствовала его настроение, и так сильно сжимала, руку, что хотелось кричать от боли. И хорошо - именно эта боль отрезвляла.