Выбрать главу

— Ну, ты нисколько не убеждаешь меня сделаться истинным христианином! — сказал я и усмехнулся. — Просто этому Досифею нечего было делать, вот он и стал святым. Были б в те времена компьютеры, телевизоры, мобилы, тачки разные и прочее, он бы ни за что не сбежал в монастырь!

Увидев на губах девчонки ироническую улыбку, я спросил раздраженно:

— Чего ты ухмыляешься?!

— Да так! — отмахнулась она. — Просто ты сейчас сказал почти так же, как царь Агриппа, когда отвечал апостолу Павлу.

— Какой-какой царь?! — переспросил я, не поняв.

— Агриппа!

— Агриппа! Ха! Клёвое имечко! — рассмеялся я. — Ну и что он говорил?

— Это в Деяниях святых апостолов сказано. Когда судили апостола Павла, то он, защищаясь, рассказывал о том, как провел свою жизнь, как проповедовал Слово Божие по свету, чтобы люди покаялись в грехах своих и обратились к Живому Богу, творя добро и делая дела, достойные покаяния. А один из судей, царь Агриппа, сказал ему: «Ты немного не убеждаешь меня сделаться христианином!» Вот прямо как ты сейчас... заявил.

— И что ему ответил Павел?

— А он сказал: «Молил бы я Бога, чтобы не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались бы такими, как я, только кроме моих уз!»

— Значит, и ты тоже так думаешь? — спросил я и лукаво взглянул на девчонку. — Хочешь, чтобы и я сделался таким же, как ты?

— Хотелось бы, врать не буду... — вздохнула девчонка. — Но этого силой не добьешься. Хочешь — верь, а хочешь — не верь.

— Ну, ты себя шибко-то святой не считай! — вспыхнул я. — Там на лестнице-то, в монастыре, поди, ведь специально меня в бок пырнула, а? — строго произнес я и грозно надвинулся на девчонку.

Та смутилась, покраснела и тихо ответила:

— А я и не считаю... — и отошла в сторону, борясь с волнением и слезами.

И в это время я увидел довольно приличную поляну, всю красную от покрывавших ее ягод. Наверное, то была клюква. Правда, чтобы добраться до нее, надо было преодолеть небольшое пространство, представляющее из себя густую смесь красноватой пенистой жижи, лохматых кочек, куги, осоки, плесени и мшистых коряг. Лезть в такую трясину, конечно, не хотелось да и, наверное, было небезопасно, но что же мне оставалось делать? Еда была так близка, а живот крепко поругивался за мою нерешительность. Я осмотрелся. Девчонка куда-то исчезла, похоже, она прошла дальше, а может, и, обидевшись, вернулась назад, к горе и кострищу.

— Ну и вали, святоша! — хмыкнул я. — Пусть тебя там сасквач пощекочет! Ха!

И я смело двинулся к заветной полянке. Под ногами шлепала какая-то отвратительная студенистая масса: она то колыхалась, то твердела, то резко проваливалась. Запашок стоял тот еще! Один раз я провалился аж на всю длину левой ноги, но все одно дна так и не нащупал! Кое-как, цепляясь за коряги и кочки, выбрался из ловушки, сильно испачкав одежду, но продолжил свой рискованный путь. И тут же споткнулся и упал плашмя, прямо лицом в эту бурую жижу, кишащую пиявками и какими-то микроорганизмами. Противная густая вода достигла уже и плавок, я стал промокать. Выругавшись, я сделал еще один рывок и наконец ступил на более-менее твердую почву ягодного островка.

— Кто не рискует — тот не ест! — выдохнул я и утер грязь со лба.