делать? Еда была так близка, а живот крепко поругивался за мою нерешительность.
Я осмотрелся. Девчонка куда-то исчезла, похоже, она прошла дальше, а может, и, обидевшись, вернулась назад, к горе и кострищу.
— Ну и вали, святоша! —
хмыкнул я. — Пусть тебя там сасквач пощекочет! Ха!
И я смело двинулся к
заветной полянке. Под ногами шлепала какая-то отвратительная студенистая масса: она то колыхалась, то твердела, то резко проваливалась. Запашок стоял тот еще!
Один раз я провалился аж на всю длину левой ноги, но все одно дна так и не
нащупал! Кое-как, цепляясь за коряги и кочки, выбрался из ловушки, сильно
испачкав
одежду, но продолжил свой рискованный путь. И тут же споткнулся и упал плашмя, прямо лицом в эту бурую жижу, кишащую пиявками и какими-то микроорганизмами.
Противная густая вода достигла уже и плавок, я стал промокать. Выругавшись, я
сделал еще один рывок и наконец ступил на более-менее твердую почву ягодного
островка.
— Кто не рискует — тот
не ест! — выдохнул я и утер грязь со лба.
Сколько же тут было
ягод! Крупные, точно вишни, правда, еще не совсем спелые и кисловатые, они
виднелись повсюду, даже некуда было и ступить. Такой свежей и аппетитной
клюквы, не найдешь, пожалуй, ни на одном рынке. Я обтер ладони о майку и
принялся за трапезу. Темно-розовый сок стекал по моим губам, подбородку, а я
все хрупал и хрупал чудо-ягоды, ползая по поляне то на корточках, то на
четвереньках. Вдруг где-то вдалеке послышался странный гул. То ли это был гром
вновь собирающейся грозы, то ли летел за нами вертолет, а может мне просто все
показалось.
Я встал, осмотрелся и
прислушался. Но ничего, кроме воя комариной пурги да тревожного болотного
бульканья, смешанного с пением какой-то камышовой птицы, я больше не услышал.
— Пятница, ты здесь? —
крикнул я.
— Здесь! Здесь! —
отозвался кто-то из дальних зарослей. То ли девочка, то ли виденье…
— Иди сюда! Здесь ягода!
— Ягода?! Ягода?! —
удивился голос в непролазных кустах.
— Не обижайся! Иди
поешь!
— Ешь! Ешь! — как-то
сухо прохрипела кикимора.
— Ну и как хочешь! —
сплюнул я и снова присел к большой красной кочке.
И вдруг заросли куги
зашелестели и закачались, как от сильного ветра. Из них вынырнула девчонка и, увидев меня, радостно крикнула:
— Жора! Вертолет!
— Серьезно?! — вздрогнул
я, утирая рот.
— Да, там над лесом,
далеко отсюда! Кажется, он сюда летит! Бежим скорее!
— А может, показалось?
— Нет же! Вертолет!
Гудит он.
Я кинулся обратно к
берегу. Однако, подскочив к жиже, остановился. Я забыл, где именно переходил на
остров! Болото уже успело затянуть и замаскировать все следы. Но надо было
спешить, и тогда я, сплюнув, пошел наугад. И, сделав всего несколько широких
шагов, ухнулся в булькающую прорву. Дна не было, лишь какая-то вязкая, как в
сортире, зловонная жижа с многочисленными корнями. Попытался выбраться, однако, ухватиться было не за что, кроме жесткой травы, да и опереться тоже ни на что я
не мог. И тут я с ужасом ощутил, что этот невидимый болотный Водокруч тянет
меня вниз! Он был гораздо коварнее речного собрата и лишил меня всякой
возможности сопротивляться его воле. Ни ног поднять я не мог, ни упорно грести
вперед, а мог лишь барахтаться на одном месте, разбрасывая в стороны тину да
ряску. Но сколь долго можно так продержаться? Стоит прекратить сопротивление, как начинаешь медленно погружаться в топкую прорву.
— Паш, помоги мне!
Кажется, я залетел в бучилу! — гаркнул я.
— Лу! Лу! Лу! — ехидно
хохотнула в кустах кикимора.
Пашка нерешительно
подошла к трясине, не зная, как ей лучше ко мне приблизиться.
— Палку захвати
какую-нибудь! — крикнул я. — Побыстрей, меня, кажется, засасывает!
Девчонка взяла длинную
сухую и корявую сосенку, перекрестилась и двинулась ко мне, опуская один конец
своего шеста в болото и нащупывая им подходящий путь. На середине дороги Пашка
не устояла на колыхающейся почве и провалилась в воду. Палка отлетела в
сторону. К счастью, девчонка не попала в трясину и быстро вынырнула, отфыркиваясь от жижи.
— Осторожно! А то тоже
угодишь в бучилу! — крикнул я, уйдя в болото уже по грудь.
Пришлось вновь
напрягаться, дергаться и барахтаться. Подтянув сосенку, Пятница опять двинулась
ко мне. Добравшись до края полыньи, она встала на колени, снова перекрестилась
и, что-то прошептав, протянула мне свою хрупкую жердочку. Подтянувшись, я
ухватился за палку, однако, оторваться от бучилы не смог. Ноги мои слиплись в
жиже и лишь тянули вниз.
— Тащи! — крикнул я.
Пашка налегла на палку,
но силенок у нее оказалось недостаточно. Вот и постись! Бедняга упиралась изо
всех сил, но смогла подтянуть меня лишь на десять сантиметров, не более.
Проклятый Водокруч крепко обнял меня и только посмеивался над девчонкой. Борьба
шла минут пятнадцать. Наконец, Пашка обессилено прилегла прямо на кочках. Она
тяжело дышала, платье намокло. Я почувствовал, что и у меня силы тают, как снег
в жаркий день.
Болото, воспользовавшись
нашей паузой, принялось отвоевывать отбитое нами пространство, и мои ноги вновь
потянулись в неизвестность. Пришлось начинать барахтанье.
— Погоди, я сейчас,
только передохну немножко… — сказала Пашка.
— Слушай, Пятница, тебе,
скорее всего, меня не освободить! Знаешь что, беги-ка ты лучше обратно к горе.
Вертолет, поди, уже там приземляется. Позовешь кого-нибудь из спасателей. А я
тут пока сам побарахтаюсь…
— Ты же долго не
продержишься! — поднялась девчонка.
— Ничего, потерпим! Я
палку поперек полыньи положу и на ней зависну. Пусть попробует Водокруч меня
тогда заглотить… подавится…
— Точно? — неуверенно
спросила Пятница.
— Да ты не бойся! Лучше
беги скорее, а то меня тут уже пиявки ощупывают, и комары эти еще заедают…
— Ну, хорошо, держись! Я
мигом!
И девчонка кинулась
обратно. Пару раз провалилась по грудь, один раз упала, вся вымокла, но
выбралась из опасной зоны. Потянулись мучительные минуты ожидания. Я завис над
жердочкой, но она под тяжестью здорово ушла в жижу. Грязь достигла уже
подбородка, когда погружение временно прекратилось. Наверно, Водокруч
раздумывал, как бы ему избавиться от моей жердочки, вставшей ему поперек горла
и мешавшей меня проглотить. Время от времени я работал ногами, не давая топи
сковать
меня окончательно. Какие-то огромные пузыри поднимались из глубины и лопались
прямо у моего лица. Противно пели лягушки, где-то бухала птица, стонал водяной
жук. Из зарослей раздавалась чья-то тревожная трель. Похоже, уже вся лесная и
болотная нечисть собралась поглазеть на мое бедствие. Вот незадача, еще никогда
я не оказывался в таком дурацком и безвыходном положении, когда ничем не можешь
себе помочь, хоть имеешь и силу, и волю.
Я вспомнил сон. Все
точно, сижу тут, как в саркофаге и никто не помогает. Одна надежда на Пятницу.
Может, сжалится и разобьет эти нудные оковы… И еще я понял: странное дело, стоит мне поссориться с Пашкой, как беда нас сближает вновь. А ведь так можно
доиграться и до непоправимого… Зря я обидел девчонку — вот и получил
наказание. А что, если она возьмет да и бросит меня, грешника, тут, а сама
улетит домой! Скажет: «А был ли мальчик-то?» Волной смыло… И тут же я с
ужасом почувствовал, как жижа начинает снова меня всасывать, уже вместе с