Восток — это дето тонкое… — сдалась Пашка.
— Это они так о
финиковой пальме говорят!
— А-а-а! А я, знаешь,
ела финики… Они такие сладкие, а внутри длинная гладкая косточка! Расскажи
еще что-нибудь.
— Ты пирамиду Хеопса в
Гизе знаешь?
— Ага, в учебнике
видела. Это самая большая из пирамид, верно?
— Да. А всего в Египте
порядка сотни пирамид! Пирамида Хеопса была самым высоким сооружением в мире в
течение сорока шести веков! Представь!
— Ого! Такая старушка!
— Да, седая старина… А
знаешь, она состоит из двух миллионов трехсот тысяч гигантских известковых
глыб! Их так тщательно отшлифовывали, что при кладке между ними нельзя было
просунуть даже острие ножа. Высота ее сто сорок семь метров! И возводили ее сто
тысяч человек по три месяца в году в течение тридцати лет. Вот представь, чтобы, например, разобрать ее и перевезти на другое место, понадобится шестьсот
тысяч железнодорожных платформ!
Я еще долго рассказывал
Пашке о фараонах и о разных достопримечательностях Египта, об арабских яствах, пока окончательно не усыпил ее. Когда девчонка затихла, я встал, сходил
напиться водички, проверил засовы и опять вернулся на лежанку. Долго не
спалось. Странный сон не давал мне покоя, да и слова Прасковьи о вере в меня
будоражили душу. Я немного помечтал.
А когда уже стал
засыпать, то в мозгу у меня вдруг отчетливо промелькнула мысль: а ведь сегодня, кажется, начался уже август! Но переварить это внезапное открытие я уже не
смог. Я спал, и мне снился дом: ужин в гостиной, где тетя Клава угощала нас
своим фирменным супчиком, приготовленным из боровичков. Странным было лишь то, что кроме знакомых мне с детства людей, рядом со мною сидела моя славная
сестрица с озорными русыми косичками на груди… И пахла она хвоей, малиной, дымом костра и ароматами лесных целебных трав… А за окнами шумел дождик, качались и скрипели деревья. Тревожно пела какая-то большая ночная птица… И
мне хотелось смеяться и плакать от мысли, как здорово, что все мы, наконец, теперь вместе!
В ПОСЕЛКЕ
Мы отправились к горам
ближе к полудню, когда солнце уже вовсю работало на небосклоне. Пришлось
подождать, пока оно при помощи ветра разгонит тучи и хоть немного обсушит
окрестные кусты, отяжелевшие от воды, изрядно пролившейся за ночь. Здоровье мое
было в норме. Силы вернулись, а вместе с ними и радость жизни, и уверенность в
скорейшем возвращении в родные края. Я чувствовал, что этому непредвиденному
путешествию подходит скорый конец. Прасковья приготовила сытный завтрак: макароны, компот из сухофруктов и трав, пышные оладушки. Поев, мы стали
собираться в путь. С собой практически ничего брать не стали, так как считали, что еще до вечера уже вернемся на большую землю. А содержимое избушки, может
быть, кому-нибудь еще пригодится. Я все же прихватил в дорогу одну газетку и
всех таблеток по две штуки — так, на всякий пожарный случай, — а Пашке
предложил взять малость харчей. Та сначала не хотела этого делать, но, подумав, все-таки согласилась и завязала в узелок из-под гороха две таранки и четыре
сухаря.
— Ты считаешь, этого
будет достаточно? — спросил я.
— Конечно! — усмехнулась
девчонка. — Господь таким количеством еды накормил аж пять тысяч человек!
— Да?! — удивился я. —
Расскажешь?
Потом Пашка помогла мне
обуться в мои новые брезентовые обмотки, и мы, накинув на дверь замок, отправились к горам, манящим своей высотой. Я, подобрав у заимки пустую бутылку
с винтовой крышкой, набрал в роднике воды. Получилась этакая стеклянная
пол-литровая
фляжка.
Прасковья рассказывала:
— Однажды, когда Господь
Иисус Христос проповедовал в одном пустынном месте, послушать Его пришли тысячи
людей. К вечеру Он решил покормить голодных и уставших слушателей, так как им
негде было добыть себе пропитания. А у учеников Господа оказалось всего лишь
две рыбки и пять хлебов. Но Иисус Христос сказал, что и этого хватит! Людей
рассадили на траве по пятьдесят человек, и Господь стал ломать хлеб и давать
куски
ученикам, а те угощали ими народ. А всего евших тогда было пять тысяч человек, не считая женщин и детей! И все они наелись досыта, и еще даже кусочки
остались. Ученики подобрали остатки и уложили их в двенадцать коробов!
— Ого! Классно! —
восхитился я. — Вот бы нам так! Одного сухарика на весь поход хватило бы!
— Надо быть праведным,
тогда, может, и у тебя так получится. Некоторые святые могли разные предметы
превращать в золото, а хлеб из лебеды да крапивы получался в их руках точно
пирожное!
— Ах, трудновато это —
быть праведным-то! — вздохнул я.
— Нелегко, конечно, но
стараться надо…
Часа через два мы
добрались до высоких грязно-зеленых холмов. Выбрав самый высокий из них, мы
совершили на него восхождение. Взобравшись на вершину, осмотрелись. По левую
сторону этого мини-хребта — там, откуда мы пришли, — виднелся лишь лес и еще
вдали какая-то туманность, наверно, там были зловредные болота. Справа
открывалась почти такая же панорама: лес, лес и лес… Кое-где виднелись глаза
озер. Ближе к горизонту видимость была неважная. Мокрая земля, видимо, здорово
парила на солнце, и поэтому какая-то синевато-серая пелена виднелась вдали.
Передохнув, мы стали сооружать на холме костер. Бурьян и кустарник гореть никак
не желали, только жутко шипели и дымили. Но нам огонь вовсе и не нужен был — и
так солнце прекрасно грело и все освещало. Правда, поднять столб дыма к небу
нам не удалось — ветер наверху был сильным и сбивал его к подножию холма. Но
все равно эти бело-сине-желтоватые клубы вполне можно было увидеть с воздуха.
Мы уселись на теплых мшистых валунах и стали с нетерпением ждать спасателей.
Прошел примерно час, а на небе появились лишь два реактивных самолета — и то, так высоко, что представляли из себя лишь крохотные серебристые точки с
длинными белыми хвостами.
«Где же вертолет? —
думал я. — Неужели спасатели уже не ищут нас в этом районе?!»
Один раз мы услышали
вдали какой-то гул, но ничего не увидели. Может, там прошел вездеход или совсем
далеко пролетел вертолет? Я отпил водички и прилег на травке подремать на ярком
солнышке. Пашка перешла к соседнему холму, чтобы собрать там какие-то красивые
лилово-розовые цветочки себе для венка. Я лежал на спине, закрыв глаза, и чутко
прислушивался ко всему происходящему в воздухе. Где-то кричали птицы, трещали
деревья, подвывал ветерок, рядом жужжал шмель, залетевший на холм, привлеченный
многочисленными цветами. Комаров наверху не было. Я расслабился и опять стал
думать о вчерашнем сне, в котором меня обвенчали с Пашкой. К чему же было это
видение? Я не находил ответа. Ведь за все время, что мы вместе, я еще ни разу
не помышлял о девчонке как о невесте, даже как о своей подружке. А кем же она
для меня является? Спутница по беде? Сестра? Просто туристка? Обычная
девчонка… Нет, Прасковья является для меня кем-то совсем иным. Ведь мы, так
сильно недолюбливавшие друг друга, вот уже неделю живем вместе, спим на одной
лежанке, едим одну пищу, вытягиваем друг дружку то из одной, то из другой
напасти, и нам теперь так хорошо быть рядом… Мы так удачно добавляем друг
друга, все больше сближаемся, хоть мы все еще такие разные… Похоже, наши
небесные покровители, видя, как мы враждуем, решили нас познакомить и подружить
— вот это-то я и видел во сне! Я так задумался, что даже задремал. Поэтому и не
услышал, как ко мне подсела Пашка, а когда она тронула мое плечо, я даже
вздрогнул и открыл глаза.