так и остался стоять на месте у входа. Посветить было нечем. Хоть в широких, с
застежками-молниями, карманах моих бриджей лежали и мобильник, и зажигалка, и
даже ключ с брелоком-фонариком, но после столь долгого и обильного купания все
эти чудеса цивилизации пришли в полную негодность. Девчонка шагнула вперед, но
я удержал ее.
— Погоди, здесь могут
быть змеи!
Мысли путались. Что же
делать? Не стоять же нам тут до следующего утра? К счастью, помощь пришла
неожиданно и прямо с небес. Вдруг у нас за спинами раздался такой мощный и
весьма продолжительный электрический разряд, что все вокруг на несколько секунд
осветилось ярким лимонно-голубым сиянием. И я смог увидеть, что пещерка эта не
так уж и велика, всего-то метров пять-шесть в длину и метра два в ширину, а вот
в высоту она уходила, постоянно сужаясь, пожалуй, сантиметров на тысячу. Пол, если так можно выразиться, был неровным, усыпанным кусками горных пород и сухой
хвоей. Ну а в целом, тут было уютненько: тихо, сухо и безопасно… Змей, вроде
бы, видно не было, но все же мы простояли у входа еще минут двадцать, дожидаясь
очередных всполохов молний, чтобы все же окончательно убедиться в отсутствии
здесь каких бы то ни было пресмыкающихся. Правда, у входа в углу висела большая
сеть паутины, на которой царствовал противный паук, чем-то похожий на того, которого очкарик-следопыт загнал в стеклянную банку. Но нам он не мешал, и
поэтому мы прогонять его не стали, а, успокоившись, перебрались на середину
пещеры. Примостились на гладкие валуны. Воздух был далеко не санаторный, а
какой-то спертый, затхлый, точно мы находились в старом могильном склепе.
Снаружи что-то выло, гудело, шипело, трещало, грохотало. В ярких вспышках
молний метались у входа кроваво-красные лианы воздушных корней, тревожно
колыхалась паутина.
— Нехилая романтика! —
отметил я про себя. — Прямо-таки кошмар на улице Вязов!
Взглянул на девчонку.
Похоже, и она чувствовала себя в такой обстановочке совсем неуютно. Но что
поделаешь? Зато мы надежно укрылись от всех этих ужасов и напастей природы: и
от ливня, и от молний, и от колючего ветра, и от всякого зверья и гнуса…
Отделились от всего мира, и пусть только кто-нибудь попробует нам тут помешать!
Сколько было времени, я не знал. Мобильник намок и не подавал признаков жизни, а наручных часов я никогда и не носил, не было их и у Пашки. Снаружи было
сумеречно,
то ли от грозы, то ли уже вечерело. Буря утихать пока не собиралась, а это
значило, что нам придется ночевать здесь одним и до утра ни на какую помощь уж
точно рассчитывать нечего.
Интересно, что сейчас
творится на другом берегу? Бедные наши тети, они, наверно, места себе не
находят от волнения за нас. Сообщили ли они обо всем домой? Скоро уже должен
отправиться и поезд… Конечно же, ни тетя Клава, ни тетя Зоя никуда без нас не
поедут, а вот остальные, похоже, уже занимают удобные места в теплых и светлых
купе. Бард печально перебирает струны гитары, старичок пересчитывает камушки, следопыт любуется своим желтым паучком, Лизка напудривает куриный носик, Фомка, поди, напевает ей на ухо балладу о том, что вот если бы он первым прыгнул в
бурную реку, а не тот бегемот в бриджах, то девчонка с косичками была бы давно
спасена, а так они все только упустили время…
— Сам потанцевал на
ящике, как папуас, и всё! «Как вы там, ребятки, может вам помочь немножко?!»
Эмчеэсник, елы-палы! — возмутился я и, забывшись, свои последние слова произнес
вслух.
Пашка удивленно на меня
взглянула, как-то таинственно сверкнув в полумраке пещеры своими бархатными
глазами.
— Это я про того
качка-Фомку подумал, — сказал я. — Мог ведь нам помочь, а не стал ножки мочить, зараза!
Пашка ничего не
ответила. Да, надо тут отметить, что я не слышал от нее еще ни одного слова с
того самого момента, как она крикнула на пароме: «Тетя Зоя, я здесь!»
Может быть, она
по-прежнему не желала со мной общаться? И это за все то хорошее, что я для нее
сделал?! А ведь я мог бы сейчас уже ехать домой, готовиться к поездке в Египет, а она плавала бы все где-нибудь, уже под Екатеринбургом примерно… Вот ведь
гордячка! И во мне вновь стало разгораться зло на эту девчонку. Мокрая одежда
противно облегала тело, сидеть было неудобно.
— Надо бы отжаться, как
думаешь? — спросил я.
— Угу! — отозвалась
Пашка.
— Тогда давай так
сделаем, — предложил я и решительно поднялся. — Ты иди в дальний угол, а я ко
входу. Гроза над нами, кажется, уже прошла, и молнии уже почти совсем не
светят. А минут через десять сходимся опять на середине, о’кей?
— Угу, — снова промычала
девчонка и пошла к задней стенке пещеры, звонко шурша камнями.
А я подошел к выходу, но
встал все же в темном уголке. Хоть и рядом с пауком, но зато обезопасил себя от
света случайной молнии, который выставил бы меня на всеобщее обозрение.
Быстренько разделся. В принципе, одежки-то было всего пять предметов: носки, бриджи, плавки да темно-синяя майка с белым желтоглазым волком на груди. Чтобы
не думать о своей наготе, я решил затеять разговор с девчонкой, которой, похоже, было нелегко управляться с длинным и широким платьем, промокшим до
нитки.
— А ты неплохо плаваешь!
Где училась? В секции?
— Нет, меня мама учила,
когда я еще совсем маленькой-маленькой была. Она имела юношеский разряд по
плаванию! — ответила наконец Пашка, и в ее голосе я не обнаружил и нотки
недоброжелательности. — А у тебя все равно лучше получается! — добавила она.
— Меня родители в шесть
лет пристроили в секцию. Так туда и хожу до сих пор.
— А где ты учился с
водоворотом бороться?
— Да нигде! Тренер
как-то рассказывал… Так, одна теория, короче. Сегодня вот впервые была
практика. А ты молодец, ловко сделала этого Водокруча!
— Тебе спасибо за
подсказку и поддержку, а то он меня едва не проглотил!
— Ха! Вообще-то, противный
старикашка, этот Водокруч XIII-й! Не желал бы я больше с ним обниматься!
— Это точно…
Крепенько отжав свою
нехитрую одежонку, я оделся, пригладил свои короткие волосы и снова вернулся к
валунам. Девчонка тоже шла на середину, осторожно ступая в темноте, чтоб не
споткнуться об острые камни. Ей было все же полегче, так как удалось сохранить
свои туристские кеды. А я вот в одних носках являлся теперь никудышным ходоком, точно выброшенная на берег рыба.
— Фу, ну вот и все… —
облегченно выдохнул я. — Ну и накупались мы сегодня!
— Да уж… — тихо
согласилась Пашка. — Даже чересчур.
— А книжку-то так и не
спасли…
Девчонка печально
вздохнула.
— Интересная хоть была?
— спросил я.
— Еще бы! Это же «Жития
святых»! За ноябрь… Жалко очень… Это все я, дуреха нерасторопная! Надо было
ее в сумку спрятать…
— Да разве все успеешь!
Ветрило-то вон какой наехал! Меня и то чуть за борт не опрокинул! — усмехнулся
я, подбадривая девчонку.
Время тянулось медленно.
Очень хотелось есть. Дождь хоть и ослаб немножко, но все равно продолжал
барабанить по камням. Вдали как-то тревожно и печально шумел и трещал лес.
Молнии били теперь на том берегу: грозовой фронт медленно продвигался на
станцию. Я достал из кармана последний «Марс», вернее, то, что от него
осталось. Короче, это был теперь слипшийся комок облезлой обертки с
толстым-толстым слоем мокрого шоколада внутри. Он даже и запах потерял. И все
же это было какое-никакое лакомство. Я истратил за день все силы и надо ведь их