Стало поистине страшно. Сопротивляться не думала — он на грани.
Прихлопнет как муху и глазом не моргнет.
Машина сорвалась с места. Рустам руки в кулаки сжал — так сильно в руль вцепился. В шахматы на дороге играл, жизнью рискуя.
И ни слова не сказал.
Трясущимися руками я достала свой телефон. Убедилась: действительно больше сорока пропущенных. Холодными пальцами нашла контакт брата и отправила всего одно сообщение:
— Дома не жди, сегодня не вернусь. Со мной все хорошо. Люблю тебя больше жизни, Максим.
Со мной не все хорошо. Басманов в центр увозит, по дороге бешено виляя. Мы приближаемся к проспекту. Он тормозит у какой-то высотки и также грубо меня вытаскивает из машины.
— Рустам… — лишаюсь дыхания, так сильно дернул.
— Ни слова. Молчи.
Почти прорычал. Машину закрыл, сумку мне вручил и в лифт запихал.
Этаж высокий. Спрыгнуть нельзя будет.
Тихо всхлипываю. Страшно же. Упираюсь глазами в мужскую спину, а в зеркале с его взглядом встречаюсь.
Знаю, что я красавица. Нос почти бордовый, кайма губ еще больше покраснела от напряжения. Так сильно кусала их, чтобы не зареветь.
И тут он вздыхает. Так громко и шумно, что я вздрагиваю.
— Ну, чего ты ревешь?
Качаю головой. Не реву.
Из лифта Рустам снова за руку выводит, но уже не так больно. Квартиру ключами открывает, передо мной распахивает. Держит, словно я могу испариться, сбежать.
Делаю, как он велит.
Если я правильно поняла, то Рустама можно смягчить. Слезами и покорностью.
Он не любит слезы и любит покорность.
Переступаю порог, окунаясь в полную темноту. За нами захлопывается дверь, и сердце где-то в пятках тормозит.
— И где ты была?
Я ошиблась. Думала, он успокоился, но ярость в его голосе была едва сдерживаемой.
На мое молчание он злится еще больше. Оттесняет меня к стене, взглядом недобрым в мои глаза впивается.
— Отвечай.
Тело сковывает судорогами. Все требуют от меня информацию. Угрожают, спрашивают, подпирают.
А вдруг он уже знает о нашей встрече с Альбертом? Поэтому так летел домой… чтобы здесь убить, наверное.
— Рустам… Я должна тебе кое-что сказать.
Голос подводит. Легкие сводит от страха. Хочу сказать, что это все неправда. Что Альберт заставил, что Миша — просто мой друг.
— Почему ты не отвечала на звонки?
— На звонки? — шепчу хрипло.
— Мне из универа тебя забрать и наручниками к батарее сковать? Запретить учиться, работать, дышать? Или ты все-таки будешь слушаться?
Он упирается в мою щеку. Дышит тяжело, сцепив челюсти. Руки его к моей груди прикасаются.
— Завтра же документы забираешь. На заочное перейдешь. И жить у меня будешь.
Напряжение вынуждает эмоции вырваться наружу. Меня трясет до невозможности.
Я начинаю реветь, а Рустам хватает мое лицо и хмурится зло. Ожесточенно в плен берет.
— Это что такое? Родная…
Запирает входную дверь, чертыхаясь. Мое безвольное тело подхватывает и только лишь в ванной отпускает.
Сажает на машинку стиральную так, что ногами до пола не дотягиваюсь.
Я обвожу затуманенными глазами ванную. Белоснежная, не под стать Басманову. И огромная. Шум воды пробивается сквозь панику.
Сильные пальцы Рустама вытирают слезы. Щеки влажные, губы соленые…
— Меня испугалась, да?
Его хриплый шепот упирается в висок. Горячее дыхание губ касается. Тело еще дрожит — оно не отошло от пережитого.
— Девочка моя, родная. Не смей игнорировать мои звонки…
— Я не знала, что это ты звонишь…
Безжалостно вру.
А он подхватывает меня под коленями, на себя тянет и заставляет ногами его бедра обвить.
Я со страхом упираюсь в его жесткую грудь. Когда только он успел стянуть футболку?
В ужасе распахиваю глаза и встречаю его возбужденный взгляд. Чувствую его желание между разведенных ног. Оно упирается так сильно, требовательно. И его руки принимаются стягивать с меня одежду. Резко, жадно, до боли.
— Подожди… пожалуйста… Нет, нет!
Трепыхаюсь в его руках. А он платье задирает и тонкий капрон рвет безжалостно.
Секунда, и преграды нет.
Обнаженных бедер касается горячий воздух. Вода шумит, он ведь для меня ванну набирал.
А теперь… теперь целует нещадно, губы в кровь раздирая. На бедрах следы от своей пятерни оставляет. Шире колени разводит, белье рвет напополам.
Я задыхаюсь под его напором.
Прямо здесь ведь овладеет. В своем доме, в логове зверя.
— Рустам… пожалуйста, — хныкаю, уворачиваясь от его поцелуев.
А он ремень остервенело расстегивает, бляшкой звеня. Белье свое приспускает и меня смотреть заставляет на свой огромный орган.