— Еще страшнее оказаться моей женщиной.
Слова, которые вопьются в мой разум навечно.
Вонзятся, оставив след. Огнем еще долго будут шарашить по моему телу.
Рустам давит на газ. Мы срываемся в неизвестность и тормозим у небольшого здания. Внутри он передает меня в руки женщины, которая одевает меня исключительно в то, что нравится дьяволу.
— Платье чтобы закрытое было. Сегодня она женщина моя, а не шлюха.
Наряжает как куклу. Машет рукой — берем или не берем. Укладывает волосы, как хочется ему.
Что задумал этот ненормальный?
— Лицо не красьте. Она у меня и так конфета.
Рустам смотрит мне прямо в глаза. Я хочу отвести взгляд, но женщина, не задающая лишних вопросов, велела смотреть прямо перед собой — в зеркало. Она завивает волосы.
Басманов меня к брачной ночи готовит, не иначе. И деньги такие же баснословные тратит.
— Поехали, Полина. Нас уже заждались.
Рустам хватает за руку. Собственнически. Насильно вытягивает на воздух. Весенний ветер бьет по ногам, облаченным в тонкие колготки. Длинное платье ниже колен не спасает ситуацию.
— Садись, — велит грозно.
Мы приезжаем на благотворительный вечер. Наверное, ничего удивительного: все криминальные авторитеты вкладывают зеленые бумажки в хорошие дела. Совесть очищают, черные перья от крови чистят.
Но перед вечером в машине мне доходчиво провели инструктаж.
Рустам схватил меня за волосы — почти нежно. Зачем та женщина потратила час на прическу? Чтобы под его кулаком все локоны растрепались…
Басманов приблизился. Из его распахнутого рта доносилось тяжелое дыхание. И запах ментола.
— Короткий инструктаж. Моя женщина на других не смотрит. Мало разговаривает. Глаза в пол опускает, если ей достается внимание. Поняла меня, конфета?
Еще секунда, и оближет меня. Сожрет конфету прямо здесь.
Мне становится не по себе от «инструктажа».
Неужели он передумал брать плату? Оставит меня в покое после вечера?
— Меня зовут Полина, — напоминаю ему.
За что получаю боль — дьявол пальцами сминает мои губы. Уже не нежно.
— Язык прибереги для другого дела.
Он усмехается. Опускает взгляд на губы, ключицы. На грудь, закрытую от лишних глаз строгим, но невероятно красивым платьем. Баснословно дорогим. Конфета должна выглядеть великолепно.
Хватает за талию. Ведет за собой. Лопатки все еще чувствуют боль от того, как сильно он меня к стене прислонял. Ласково придерживает меня за плечи, словно напоминая события в квартире.
Черное платье, каблуки. Наряды, фальшивые улыбки его друзей и их не менее фальшивых жен. Это сразу чувствуется.
Следую инструктажу, в глаза только женам их смотрю. От греха подальше. Стараюсь думать о брате. Надеюсь, он смог вызвать скорую и добраться до аптечки.
— Рустам, в клуб едешь после?
Я отвлекаюсь от мыслей. Рука на моей талии сжимается, поглаживает плоский живот. Басманов большой, на его фоне я казалась совсем девчонкой. И это было страшно. Одно движение его руки — и шею сломает не глядя. Головы не снести, если такой мужчина заревнует.
А он очень ревнивый. Сочувствую его будущей жене. Тяжела ее доля…
— Я пока не решил.
Голос Рустама сквозил металлом. А вот собеседник не внушал доверия — блондин Донцов был слишком слащавым. Жена его Ирина пыталась завести со мной беседу, но Рустам из рук так и не выпустил. У меня уже тело болело от его хватки.
— Обязательно приезжай. Отметим благое дело.
Донцовы мне не понравились, но Рустам меня и не спрашивал. Сразу после благотворительного вечера он привез меня в клуб. Здесь музыка громыхала, а тела распалял жар. Он сразу повел меня наверх, и ноги подкосились от дурного предчувствия.
Я замедлила шаг.
— Не бойся, это моя территория.
Басманов дышал мне в затылок. Впереди были комнаты для важных гостей. Изолированные, интимные, темные. Я понимала, зачем мы сюда приехали, но верить в это до последнего отказывалась.
Тем временем у дьявола заканчивалось терпение. Крепкие руки сжались на моих плечах, в спину уперлась его стальная грудь.
— Давай, родная. Весь вечер ждал. Запру и на волю не выпущу, пока моей не станешь.
Я разворачиваюсь — слишком резко. Дьяволу это не нравится.
Лицом к лицу стоим, друг на друга тяжело дышим. Ноздри его затрепетали, а глаза его совсем потемнели. Так, словно добычу непокорную перед собой увидели.