Рустам встает. Резко. Я шумно глотаю кислород, успевая зацепиться за его плечи. Басманов больно сжимает ягодицы, остервенело задирая платье.
— Все случится прямо здесь? — задыхаюсь под его жестокими губами.
— Мне ровно. Не романтик.
Вот и поговорили. Ему ровно, и он не романтик.
Обнаженной спины касается шелк. Не хочу думать, сколько здесь таких побывало. На этой кровати, застеленной шелком.
Его клуб, его правила.
Сдирает платье, обнаруживая на ногах черный капрон. Сам выбирал — каждую деталь выбирал.
Дьявол замирает, по тормозам жмет. Кладет крепкую ладонь на мой живот, поддевая капрон. И не рвет. Только дышит тяжело. И взглядом прожигает.
— Красивая ты, Полина. С тобой по-другому хочется.
— Не надо.
— Чего? — прищуривается недобро.
— Оттягивать неизбежное не надо. Возьми, что хотел. И оставь мою семью в покое.
Громко сглатываю от собственной храбрости. Горло пересохло, а оно все равно дергается, пытаясь проглотить слюну. Инстинктивно.
Темный взгляд Басманова проследил за тем, как тонкая шея сжимается. Наверное, представляет, как сжимает свою руку на ней. Сдавливает. Он ведь одним движением может голову мне оторвать.
— С чего ты решила, что ты отделаешься одной ночью?
Что?
Ладонь на моем животе напрягается. Он напирает и заставляет опуститься на кровать. Слишком жестко. До будущих синяков.
Закрывает рот поцелуем и исследует тело. Жадно, словно никогда таким еще не владел. Коллекционер, не видавший никогда раньше такой экспонат. А коллекционеры всегда жадные, отчаянно бьются за свое.
Мужские руки сжимают ребра, скользят по бедрам, облаченным в капрон. Губы стали жадно искусаны — дикий поцелуй лишал опоры. Мы не в клубе были, а в невесомости висели. Дикие звери. Я под ним как змея извивалась. От жара и боли. Расплавленный металл по сосудам полз, не иначе.
Еще секунда, и дьявол этот сожрет меня.
Слышу пряжку ремня. Бляшка бьется о мое бедро. И страх появляется из ниоткуда, туман желания прогоняет напрочь…
Басманов выдергивает ремень, не спуская с меня глаз. Мелкая дрожь бьет тело в предвкушении. Я никогда не встречала таких мужчин. Опасных и жестоких. Взрослых, как Карина заявляла. Он не мальчик давно. Знает, чего хочет.
И сейчас он хочет меня.
Никогда бы не подумала, что моим первым станет взрослый, опытный и уверенный в себе мужчина. В моем окружении были только мальчишки, которые и ухаживать толком не умели.
А этот умеет. Но не будет. Не романтик, сам сказал.
Он схватился за резинку колготок. Поддел пальцем, готовый рвануть. Я затаила дыхание. Его дикое желание витало в воздухе тугим напряжением.
Ему не хватило буквально секунды.
Чтобы белье одернуть, колени в стороны развести и ворваться внутрь.
Всего секунды.
Рядом с нами прозвучал выстрел. В клубе началась дикая паника, и туман моего страха рассыпался, как и первобытное желание.
Рустам сжал мои колени до темноты в глазах. Из моих губ аж стон болезненный вырвался. Я была распластана на кровати бандитом, в клубе которого началась перестрелка.
А в глазах дьявола — сомнение и азарт. Взять меня сейчас или отложить удовольствие?
— Кто посмел… — сжимает челюсти до хруста, — кто посмел открыть огонь на моей территории?!
Он тяжело дышит. Сильной рукой касается моей груди. Волосы мои разметались по подушке, и жар постепенно отпускал.
Наступал страх. Выстрел повторился. Ближе к нам.
Рустам рычит и отпускает мое тело. Резко встает с кровати, хватает ремень и возвращает его на место.
— Одевайся! — велит он, — а перед выходом я задам тебе один вопрос.
Я растерянно ищу платье.
До тех пор, пока на меня не наводят пистолет.
Сердце ухает в пятки. Я поднимаю взгляд, встречая дуло у своего виска.
Прекрасное завершение романтического вечера. Вопрос под страхом смерти будет задавать?
— Рустам? — голос хрипит то ли от утерянного желания, то ли от страха.
— Полина… Три секунды на выбор. Моей будешь? Или…
В продолжении фраза не нуждалась. Пистолет сняли с предохранителя.
Глава 4
Рустамом овладевает безумие. Он опускает пистолет к моим губам. От жажды свободы грудь тяжело опускается и поднимается. Почти обнаженная. Напротив моих глаз внушительный бугор.
Я остыла, а он нет.
Он готов взять меня сейчас. Прямо в перестрелке. Ему плевать, что происходит за дверью, ведь он чувствует себя всемогущим.