Они провели вместе много лет, за которые Лис научил её всему. Однажды настал день, когда он объявил, что собирается вернуться на Восток.
«Я тоже пойду с тобой», – сказала Лу.
«Тебе больше нет во мне нужды. Ты знаешь всё, чтобы выжить в лесу одна. Твой дом – здесь, а мне давно уже пора вернуться назад».
«Но я хочу пойти с тобой, Ренар! – воскликнула Лу. – Мой дом там, где есть ты. Я люблю тебя. И я хочу провести с тобой всю жизнь. Ты единственный, кто дорог мне. И ты заботился обо мне и всему научил. Без тебя я бы погибла ещё тогда…»
«Глупая маленькая оками, – говорил он отстранённо. – Таких, как ты и я, сложно убить. Нужно очень-очень постараться. Я же говорил тебе: мы не люди и не звери. Мы больше и тех, и других, потому законы Смерти для нас бессильны. Но есть, правда, и другие законы, которые мы обязаны блюсти. Кицуне – одиночки, а оками должны жить в стае с другими оками. Я хочу, чтобы ты нашла подобных тебе и осталась с ними. Так будет лучше для тебя».
«Но ты ведь тогда останешься один…» – огорчилась Лу. Её пугала мысль потерять Лиса, не только своего единственного друга, но и наставника, верного учителя, а главное – возлюбленного.
«Это мой удел. Мы всё равно не сможем быть вместе. Я гораздо старее тебя. И я совсем другой. Ты это сама поймёшь, когда встретишь своих. Свою стаю. Свой настоящий дом. Так будет правильнее».
Лу больше всего боялась проснуться и обнаружить, что его нет рядом. Именно это и произошло. Только она решила ни за что не сдаваться, а непременно найти Лиса. Он не исчез бесследно, во всяком случае не для юной волчицы. Воздух всё ещё нёс память о его чёрной шкуре, трава сохранила его шаги. Алой нитью через самые глухие чащи тянулся след Лиса, и Лу пошла по нему.
«Я всё равно найду тебя, Ренар», – пообещала она и услышала тихий ответ в шорохе листвы:
«Это глупо, маленькая оками. Но я больше не могу тебе приказывать».
Где бы он ни был, она всегда могла чуять его запах и слышать его голос. Для того чтобы говорить с Лисом, не нужно было произносить слова, они понимали друг друга и слышали друг друга всегда. Ни с кем другим Лу не умела так разговаривать. Некоторые лесные звери могли понимать её и отвечать понятным без слов языком тела, но с Лисом она могла общаться с помощью чего-то внутреннего. Он называл это душой.
«Не стоит бояться перемен, маленькая оками. Не задерживай уходящее и не прогоняй грядущее».
Но она не желала его слушать. Лу верила в то, что Лис хотел, чтобы она пошла за ним. А не то бы придумал способ замести свой след.
Вот только, увы, ей пришлось свернуть с лисьего следа, потому что собаки взяли её собственный. За Лу гнались.
Громче всего гудели охотничьи рога, заглушая все остальные звуки леса. Природа замолкла, затаилась перед лицом своего самого страшного врага. Волчица слышала, как где-то позади задыхаются от погони гончие. Они неминуемо приближались. Псы раскрыли свои пасти-пропасти и вытащили наружу красные языки. Их опьяневшие от охоты глаза горели бушующим огнём, который невозможно было потушить, не насытив.
Лу чувствовала, как горят усталые, раскалённые лапы, но она понимала, что пули, впивающиеся в тело, в сто раз горячее. Страх застыл в её волчьих глазах, когда она выскочила к обрыву и еле удержалась, чтобы не сорваться. Лу развернулась и побежала по краю пропасти. Тут она услышала испуганное ржание лошадей, ругань охотников и нетерпеливый лай своры. Лу вскарабкалась на утёс и нос к носу столкнулась с одним из наездников. Неважно куда, только не к нему. Тогда она спрыгнула с утёса вниз, в чёрную бездну. Лис говорил, что законы Смерти не значат для них ничего, значит, Лу могла спастись. Она готовилась к столкновению с землёй, но тут петля вокруг шеи затянулась, сдавив ей горло. Лу рванулась, пытаясь избавится от неё, но не вышло. Верёвка оборвала её прыжок, заставив повиснуть в воздухе. Дышать стало нечем.
Синее небо темнело. Ей вдруг почудилось, что она действительно упала с обрыва и лежит там, распластавшись на дне пропасти. Лежит во мраке, глядя на луну, на свою законную мать, а рядом с ней свернулись девять хвостов Лиса. И нет ничего чернее его шерсти и этого глубокого неба, за которым с хитрой улыбкой на бескровных губах смотрит на неё сама Смерть.