Секретарь поднял на учительницу глаза, встал и вдруг с удивлением увидел на ее узком, показавшемся ему очень слабом, плече толстую косу.
Он немного смешался и добавил:
— А там в старших классах парни уже большие. Как бы коса эта не причинила тебе неприятностей.
Учительница усмехнулась и покраснела.
— Ну ладно, ладно, — поспешно сказал секретарь, — иди работай, мы на тебя надеемся.
IIВ первое же утро после выходного Евгения Андреевна пошла в школу.
Едва только вошла она с улицы на школьный двор, вытоптанный детскими ногами, едва увидела у калитки девочку с косичками, ее сумку с книжками, ее высунутый язык и гримасу, с какой она кричала что-то другой девочке, как сердце ее невольно дрогнуло. Еще так недавно ходила она сама с такой же сумочкой на этот двор учиться.
Несколько старых берез с тонкими ветвями росли перед окнами школы. И на ветвях уже распускались сережки. А школа была новая, и окна были светлы, и желтые сережки прилипали к их железным наличникам.
Она взялась за ручку тяжелой двери, готовая снова войти в нее школьницей, такой же маленькой, как те, что сейчас окружали ее у крыльца.
Она готова была писать по косым линейкам, находить подлежащее и сказуемое, решать уравнения и повторять французские глаголы.
Ее назначили руководительницей в 7-й класс.
На втором уроке она вошла в свой класс и стала у окна. Отсюда ей были видны все сорок мальчиков и девочек, нетерпеливо шевелившихся на своих местах.
Она старалась угадать, скучный ли предстоит им урок.
Угадать было нетрудно по тому страшному крику, какой стоял еще минуту-две после того, как в класс вошел учитель истории Николай Афанасьевич Афинский. Он помолчал немного, и в глазах его отразилось то тоскливое выражение, какое бывает у человека, когда он не знает, о чем через минуту будет говорить.
— Сейчас я вам расскажу о появлении первых людей на территории СССР, — начал он. — Тише, тише!
Но ребята не сидели тихо, хотя учитель уже рассказывал им урок.
Ах, он рассказывал так скучно, что, приведя наконец в уныние сорок человек детей и сам придя в окончательное уныние, он схватил со стола новый учебник истории и прочел две страницы вслух.
Евгения Андреевна с облегчением вздохнула.
Ей было немного стыдно за учителя, и чтобы скрыть это чувство, она прошлась по рядам между партами.
Дети следили за ней. Но лицо ее было спокойно, и они не могли угадать, о чем она думает.
А она, неторопливо двигаясь между партами, думала вот о чем.
«Зачем человеку быть учителем, если природа не дала ему на то дара? Почему человек, не имеющий никакого призвания и способности к живописи, и не предполагает даже, что мог бы вдруг стать художником? Но почему-то каждый полагает, что он может быть учителем. А ведь и преподавание, пожалуй, тоже талант, искусство. А есть ли у меня этот талант?» — с тревогой спросила она себя.
Она отвернулась от класса, неустанно следившего за ней, и стала смотреть в окно, где старая береза слегка покачивалась от ветра. А толстые и тонкие ветви ее всё махали ей со двора, всё стучали по железным наличникам своими мохнатыми, как гусеницы, сережками.
IIIСекретарь комсомола оказался совершенно прав.
На переменке в коридоре во время дежурства Евгении Андреевны два маленьких мальчика потрогали ее за косу.
Она быстро обернулась и увидела перед собой двух мальчишек с толстыми щеками и безмятежным взглядом.
Она нахмурилась и погрозила им строгими глазами.
— Вы новый инспектор, да? — спросили мальчики.
— Марш, марш! — сказала она. — Я вам покажу инспектора!
Мальчики отбежали немного и оба разом крикнули:
— Как вас зовут?
Этот случай привел ее снова в беспокойное расположение духа:
«Эти мальчишки вовсе не уважают меня. Даже им я кажусь слишком молодой учительницей. Как же будут вести себя восьмиклассники? Класс сборный и трудный, и, наверное, некоторые еще помнят меня ученицей».
И той уверенности в себе, какая была у нее еще дома и в райкоме, у секретаря, в эту минуту не стало.
И когда через час вместе с директором Евгения Андреевна вошла в класс, чтобы дать свой первый урок, Она ощутила сильное душевное волнение. Сердце билось громко, почти страшно.
Класс поднялся ей навстречу, медленно, будто нехотя. Сели тоже недружно, громко стуча партами.