И Морковкин, не откладывая дело в долгий ящик, присосался к дядиколиной шее и высосал из ранки весь яд своей лучшей подруги Машки. И сплюнул этот яд на пол.
Дядя Коля сразу же порозовел и открыл глаза.
– Феноменально, – поразилась тетенька-врачиха. – Да тебе, мальчик, прямая дорога в мединститут.
А дядя Коля прямо-таки весь сияет от радости. Еще бы ему не сиять – считай, с того света вернулся.
– До свидания, до свидания, – говорит сияющий от радости дядя Коля – папе, маме, Вовке и Капе, – я поехал домой.
– Николай, ты же хотел у нас недельку погостить, – напомнила сестра брату.
– Дела, дела… – засуетился дядя Коля и, скоренько собрав свои вещички, был таков.
А Вовка вернулся в свою комнату и сказал своей подруге Машке:
– Эх, Машка, Машка, я-то думал, что ты безопасный ужик, а ты, оказывается, гадюка опасная. Ну зачем ты дядю Колю укусила?
Машка, виновато отвернув свою змеиную головку, молчала. Говорить-то она не умела. А если б умела, то рассказала бы, что перепутала дни недели – она-то думала, что дядя Коля в среду приедет, а он во вторник прикатил. И Машка, как обычно, выползла ночью из своей коробки по комнате прогуляться, а нагулявшись, тоже как обычно, заползла на кровать и обвилась вокруг Вовкиной шеи.
А это оказалась вовсе не Вовкина шея, а – дядиколина. Машка от такого сюрприза так растерялась, что от растерянности раскрыла свой рот, а потом, от растерянности же, его закрыла, прокусив слегка дяде Коле шею своими ядовитыми зубами.
Но Вовка-то не знал всего этого, поэтому лишил Машку сладкого – в наказание – аж до самого вечера.
Короче, все закончилось более-менее благополучно.
А между прочим, если бы Морковкин в свое время не прогулял урок зоологии (не тот, на котором говорилось, как яд из ранки высасывать, а – другой, на котором проходили пресмыкающихся), то был бы в курсе, как отличить безопасного ужика от опасной гадюки. Но Вовка урок благополучно прогулял, а дяде Коле этот прогул чуть было не стоил жизни.
Так что, мои маленькие читатели и читательницы, никогда не прогуливайте уроков.
Опасное путешествие мухи Жужу
Мало кто знает, что мухи, так же как и птицы, осенью улетают в теплые края. Ведь когда птицы летят на юг, их видно невооруженным глазом; а когда мухи летят на юг, их и вооруженным-то глазом не увидишь.
И вот наступила очередная осень, и все мухи улетели на юг. Впрочем все, да не все. Одна муха, по имени Жужу, осталась. Она была весьма романтичной особой, и ей хотелось посмотреть на «пышное природы увяданье», как сказал поэт. Муха Жужу, кстати говоря, тоже была поэтом, вернее – поэтессой. Вот одно из ее последних стихотворений:
По правде говоря, мухе Жужу было отчего «грустно жужжжжжать». Потому что недолго ей пришлось любоваться красотами увядающей природы. В один прекрасный день Жужу внезапно атаковали тысячи и тысячи холодных белых мух. Жужу вначале подумала, что это какие-то мухи-мутанты или мухи-инопланетянки – она ведь ни разу за всю свою мушиную жизнь не видела снежинок. А вскоре по мухе Жужу ударили крепкие морозы, да так сильно ударили, что отбили у нее всякую охоту лететь на юг на своих крылышках.
Жужу решила не лететь, а – ехать. На поезде. Влетела она в вагон – да не в какой-нибудь, а повышенной комфортности – залетела в одноместное комфортное купе и с комфортом же там расположилась.
Тут дверь отворилась и в купе вошла проводница, а за нею генерал.
– Располагайтесь, пожалуйста, – сказала проводница генералу.
– Слушаюсь! – козырнул генерал.
– Это купе занято, занято, – зажужжала муха Жужу.
Но ни генерал, ни проводница не обратили на жужжание никакого внимания.
– Чай пить будете? – спросила проводница генерала.
– Так точно! – козырнул генерал.
– С лимончиком?
– Никак нет! – козырнул генерал.
Проводница пошла за чаем – топ-топ-топ… А поезд пошел на юг – тудух-тудух-тудух… А генерал взял да и плюхнулся своим генеральским задом прямо на муху Жужу – ПЛЮХ!.. На этом месте наша история про муху Жужу могла бы и закончиться, но в самый последний момент Жужу успела перелететь на стену.
– Какое хамство! – принялась возмущаться Жужу. – Какое бескультурье!
Генерал, увидев на стене муху, вместо того чтобы извиниться перед ней за свой некрасивый поступок, ка-а-ак размахнется своим генеральским кулачищем да ка-а-ак врежет мухе Жужу по мор… ой, извините… по лицу.
Жужу даже дар речи потеряла от такого обращения… За что? За что? – клокотала обида в ее мушиной груди. Ведь Жужу генерала ни единой лапкой не тронула. А он своим кулачищем чуть было по стенке ее не размазал.