Но Саша не мог слушать сейчас Таню. Ему надо было выговориться самому.
— Я думаю, что хорошо, — сам же ответил он на свой вопрос. — Пускай будет много этих голосов. Не страшно. Сестра Лиза говорит, что это многогранность. Понимаешь?
— Нет, — грустно призналась Таня.
— А сестра Оля с ней не согласна. «Это, говорит, просто поиски. Талант, говорит, всегда ищет, прежде чем найти себя». Понимаешь?
— Нет, — ещё печальнее ответила Таня. — Капелька, капелька, — тихонько пошевелила она губами, поднеся ладошку к лицу. — Отчего я такая непонятливая?
Побросав свои лодки, к ним подошли ребята — все закадычные Сашины друзья: Егор Кузнецов, Вася Ларионов и Мишка Котов.
Егор Кузнецов был самым рослым и самым сильным из всего седьмого класса. Только Саша и мог с ним сладить. Конечно, не просто так, а приёмами борьбы самбо или в боксёрских перчатках. Он умел и это. Вася Ларионов был одноклассником Тани. Это был тихий, застенчивый маль-
чик. Таня его любила. Он был надёжным товарищем. Никогда за все школьные годы — а ведь они уже шестиклассники! — он ни на кого не пожаловался, хотя ему часто доставалось. Он был не очень-то сильный. «Безответный», — называла его Таня. Но в трудные минуты он всегда выручал. Их и не запомнишь — столько их было, этих трудных минут. И не счесть, сколько раз Вася помогал Тане то в одном, то в другом. Он даже подсказывал ей, хотя делал это всегда хуже всех в классе. А один раз подрался из-за неё с восьмиклассником, который мимоходом толкнул её в коридоре. И восьмиклассник отступил. Вот какой Вася, если его рассердить.
Мишку Котова Таня не любила. Этот всегда только и делал что смеялся. Но не потому, что был весёлый, а просто так, чтобы вышутить других. Он был старше даже Саши. Длинный, нескладный, глаза какие-то разные — один побольше и карий, а другой всегда прищуренный, и не поймёшь, какого цвета. Бурый?
Впрочем, Таня довольно миролюбиво сносила насмешки Котова — ведь он же был другом Саши. Она, правда, не понимала, что хорошего нашёл в нём Саша, как не понимала и того, почему тихий и «безответный» Вася тоже прилепился к этой шумной компании. Из девочек с ними дружила она одна. Другие девочки считали Сашу зазнайкой, Егора — увальнем, а Мишку — грубияном. О Васе же, всерьёз никто и говорить не хотел.
Конечно, если смотреть поверхностно, то всё правильно: Саша — зазнайка. Но Таня-то знала, что это не так. Он был добрый, он был великодушный — вот каким он был, её друг Саша Чижов.
— Об чём разговор? — спросил Мишка Котов, привычно ухмыляясь. — Привет, художнице! Слышь, сделай с меня портрет. А?
— Здравствуй, Мишенька, — ласково проговорила Таня. Так повелось: на все Мишкины шуточки Таня отвечала кротким голосом и тоже шутя, покуда хватало у неё на это терпения. Часто терпения не хватало. — Погоди лет десять, обязательно нарисую.
— Не могу. Через десять лет и художников-то не будет. Зачем? Изобретут такую машину, сунул в окошко голову — и пожалуйста.
— Что — пожалуйста?
— Твой портрет.
— Нет, — серьёзно сказала Таня. — Всякие ещё машины будут через десять лет, но такой, чтобы вместо художника, — такой не будет.
— А я говорю, будет! Как думаешь, Саша?
Таня с надеждой взглянула на своего друга. Но он не захотел поддержать её. То ли потому, что не придал значения её спору с Мишкой, то ли оттого, что был сердит на неё. Ведь она и с ним вдруг начала спорить, отбилась от компании.
— Цветная фотография и теперь есть, — равнодушно произнёс он.
— Разве это одно и то же — картина и фотография? Разве одно и то же?
— Смотря какая картина.
— Я и говорю! — подхватил Мишка. — Смотря какая! Взять, к примеру, твоего Черепанова! Шлёп — и лесок, шлёп — и цветок. На фотографии хоть похоже выходит, а у него...
— Молчи, если не понимаешь! — быстро проговорила Таня. Она гневно сжала руку в кулак. — Вот как стукну по башке!
— И испортишь мой портрет! — миролюбиво рассмеялся Мишка. -- Эх, художница! Вот ты отбилась от нас, та-
скаешься по целым дням за своим стариком, а мы тут знаешь какое дело начали?! Сашка, сказать?
— Да стоит ли? — повёл плечами Саша. — Ей теперь не интересно будет.
— Нет, мне интересно, — сказала Таня.
— Было бы интересно, была бы с нами.
— Но я же учусь.
— Это у Черепанова-то? — усмехнулся Саша. — Чему он тебя может научить? Злобный старик. С ним никто из взрослых и не здоровается. А уж про картины его и говорить нечего.
— Он не злобный, — упавшим голосом проговорила Таня. Ведь верно же, верно: Черепанов был совсем не добрым стариком, а может быть, даже и злобным. — А как он пишет, об этом ты судить не можешь.
— Пишет? — спросил Мишка. — Чего это он ехце там пишет?
— Ну вот, вы не понимаете. Пишет — это когда рисует картины маслом.
— Уморила! Маслом! — захохотал Мишка.
— Да, маслом, масляными красками. Это такое специальное выражение. А смеёшься ты, Миша, зря. Только своё невежество показываешь.
- — Вот у тебя и характер хуже стал, — как бы невзначай заметил Саша. — Всех ты ругаешь, все у тебя ничего не понимают.
— Это неправда! — Таня быстро сожмурилась, почувствовав, как откуда-то издалека, оттуда, кажется, где было сердце, устремились к её глазам слёзы.
Нельзя было, чтобы Саша их увидел. Таня порывисто отвернулась и пошла прочь от своих друзей, с которыми совсем ещё недавно было ей так легко и радостно. Что же случилось? Отчего все вдруг стало сложным? С Черепано-
вым тяжко, с Сашей, и ребятами тоже. И сама себе порой кажешься незнакомой. Чужая девочка в незнакомом городе...
Таню нагнал Вася и молча пошёл рядом, стараясь идти с ней в ногу. Но Таня то делала широкий шаг, то коротенький, то приостанавливалась — так ей было легче думать. Вася терпел, хотя всё время сбивался с ноги и спотыкался.
— Рассказывай, что это вы такое надумали? — наконец заметила его Таня.
— Ничего особенного, — встрепенулся мальчик. — Скажи, ты не можешь идти поровнее?
— Не могу. Саша придумал?
— Саша.
— Интересное что-нибудь?
— Вообхце-то интересное, но...
— Не тяни, рассказывай.
— Так ведь это же пока тайна.
— И от меня?
— Раз Саша не стал тебе говорить...
— Эх, Вася, Вася, а ещё моим другом считаешься!
— Так ведь и Саша твой друг. Понимаешь, мы все дали слово, что будем молчать. А уж потом, когда всё наладим, — вот тогда и смотрите.
— Что — смотрите?
— Не могу, — понурился Вася. — Ну пойми же — слово дал!
— И не нужно! — вконец обиделась Таня. — Обойдусь без ваших глупых секретов. А сейчас, пожалуйста, уходи. Ты мне мешаешь сосредоточиться.
— Что? — не понял Вася, но всё же остановился.
Тут как раз начиналась улица, и Таня тоже остановилась, чтобы оглянуться с бугра на реку. Она увидела
Сашу. Снова парусом пузырилась его белая рубаха, и он снова возбуждённо размахивал руками, точно вот-вот готовый куда-то полететь.
5
Чужая девочка в незнакомом городе...
Таня медленно брела по круто уходившей вверх улице и всё оглядывалась по сторонам, наперёд зная, что увидится ей знакомый дом, или знакомая излучина реки с далёкой кромкой леса, или просто дерево, которому куда больше лет, чем Тане. Но виделось всё незнакомое. Дом будто бы новый — так высветило его на закат подавшееся солнце, излучина реки — от солнца же — слепит глаза, и кажется, что на реке начался пожар, а дерево так молодо позеленело глянцевыми листочками, что даже не верится, оно ли ехце недавно стояло здесь, стуча на ветру своими голыми, покривленными ветвями.