8. МАТЬ и ОТЕЦ. ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД.
Шепот. Сладкий поцелуй. В самое основание шеи, туда, где ямочка, и потом ещё, за маленькое, розовое ушко.
Шепот, движение навстречу, стон. В полутьме женское тело кажется мраморной статуей. Оно совершенно, идеально, в мире просто не бывает таких тел.
Кто ты, Агата?
Заснула она под утро и теперь, лишь слегка покрытая простыней, разметалась на кровати. Рот приоткрыт, дыхание ровное, едва заметное и все в ней сейчас нега и покой.
Агата пришла к нему сама, впервые за два месяца их знакомства. Удивительно, ведь он не говорил ей свой адрес, как же узнала она его? Минута не прошла, а уже оказались в постели и он погрузился в такое забытье, в каком кажется исчезло само время.
Олег подошёл к окну, слегка одернул штору. По улице плыл туман: тянучий, рваными хлопьями, плавно и упрямо наседающий откуда-то из-за холмов, как раз с той стороны, где жила Агата.
С чего вдруг этот туман? Никогда не видел он подобного, будто кто-то весь город залил густой молочной пенкой.
- Моя сестра злится…
Тихий, бархатный голос Агаты заставил его вздрогнуть. Проснулась. Или даже не спала?
- Что?
- Когда Кира в гневе, в городе всегда туман...
Агата приблизилась к своему мужчине, провела кончиками пальцев по его спине, от лопаток, до самой поясницы, чувствуя, как вздрагивает он всем телом от её прикосновений.
Олег повернулся к девушке, обнял её.
- Я думал, ведьмы другие.
- Какие? Старые, с метлами и сушеными лягушками за пазухой?
Она запрокинула голову и беззвучно рассмеялась.
- Неет, глупенький. Ведьмы как кошки, их сила в тайне, какую не высказать словами, их волшебство внутри них самих. Ведьмой, как и кошкой, невозможно стать, только родиться...
Агата отстранилась, мягко, но сильно и на цыпочках, крадучись и одновременно танцуя, легко приблизилась к столу, отпила чай из чашки. В самом деле кошка.
- Почему же ей злиться? - спросил Олег.
- Из-за нас. Кире не нравится, что мы с тобой общаемся. Она считает, я её опередила.
- В чем же?
- Я рожу ребёнка от тебя.
Он чуть не подавился воздухом.
- От меня?! Вот ведь... Может ещё и знаешь, кого?
Агата приблизилась к нему снова, словно приплыв по воздуху, как тень, как призрак. Запустила пальцы в его волосы, молвила с придыханием:
- Конечно знаю, глупенький. Девочку. В нашем роду всегда только девочки.
Её глаза - пропасть; манят, погружают в себя, лишают разума. Он, здоровый, крепкий мужчина, ощущает себя мышонком, которого вот вот проглотит наигравшася кошка. Остаётся лишь усмехнуться такой уверенности и спросить:
- Значит, поженимся?
- Да.
- И будем жить долго и счастливо.
Агата приподнялась на цыпочки, с тем, чтобы дотянуться до его лица. Поцелуй, тягучий, невообразимо долгий, до забытья, до потери памяти. Её губы - огонь, жгут, но как же сладко, сил нет!
- Не уверена...
9. ДОЧЬ. СЕЙЧАС.
Кто из нас не мучился когда-либо от бессонницы? Кому не снились кошмары? Или такое, самое страшное - когда не понять, сон закончился или ещё нет? У кого не случалось такого, будет, точно, ведь только к мертвым не приходят сны.
Коридор, ставший чужим в белесой, взвешенной пыли, превратился в запутанный лабиринт, петляющий среди незнакомых комнат. Шорох чуть слышный, тихий, саднящий душу скрип; и всегда за спиной. Незнакомый голос, бормочущий что-то за стенкой. Почти не страшно, лишь давит своей обреченностью немая тоска.
Нет, страшно. Все-таки, страшно. Даже, если ты ведьма.
Агата зашла к себе в комнату. Дверь, будто налитая свинцом, закрылась с трудом, намертво впечатываясь в полотно. Все здесь, в комнате, такой всегда родной и привычной, теперь не так. Сизый морок струится по полу, очертания мебели размыты, окно превратилось в чёрный провал. Но главное - зеркало. Оно магнитом манит к себе, одновременно пугая и отталкивая. То, что отражено там, совершенно не похоже на комнату, в которой застыла в испуге Агата. И в отражении - не она, а другая, хотя и безумно похожая, -настороженно и внимательно смотрящая на нее. Медленно, не шагая - плывя, приблизилась другая к зеркалу и остановилась, уперев бледные руки в стекло со своей стороны. Вязкую тишину прервал глухой стук. Зеркало выгнулось наружу под ударом кулака. Ещё раз. И снова.
Агата вскрикнула и прижалась к двери, чувствуя спиной мертвенный холод. Будто кожа соприкоснулась с ледяной глыбой...
- Дочка, проснись, слышишь?! Что с тобой?
Отец целовал холодный, вспотевший лоб ее, гладил широкой ладонью спутавшиеся волосы. Все было как в далёком детстве и она прильнула к его груди, свернулась калачиком и крепко обняла.
- Папа, папочка... Мне страшно...
- Да, я знаю девочка моя. Ты спала. И кричала во сне.
- Не уезжай, пожалуйста. Останься.
- Ты ведь знаешь, по другому нельзя.
- Да папа. Знаю. Я боюсь её.
- Кого, Киру?
- Да. Она чужая.
Как же сильно у него болит, поняла Агата, слушая сердце отца, судорожно колотящееся в груди и временами словно подпрыгивающее там, внутри. Успокаивая её, он не может успокоиться сам.
- У нас больше никого нет, Агата. - Медленно произнёс отец. - Я не хотел звать её, но иначе никак.
- А помнишь, когда я была совсем маленькой, мы играли в доктора? Я слушала тебя стетоскопом и делала игрушечные уколы.
- Помню родная. И кормила шоколадными пилюлями.
- Я могу помочь зверушке, крыло птице вправить. Я Ленке Старостиной зуб вылечила, хоть она и сказала потом, что само прошло и смеялась надо мной со всем классом. А тебе никак не могу и каждый день мне плохо папка, слышишь?!
Какая же ты глупенькая ещё, милая, крохотная девочка! В твоих глазах, один из которых синее ясного неба, а другой чернее ночи, столько любви, детской, наивной, чистой! И ты до сих пор веришь в счастье Агата, в самое простое человеческое счастье, которое возможно лишь тогда, когда рядом близкие и родные люди. Так жаль, что взрослые верят во что угодно, кроме него. Отец вздохнул, скривившись от спазма, полыхнувшего глубоко в груди.
- Я скоро вернусь малыш, ты и оглянуться не успеешь. Все будет в порядке. Бери пример с меня, я ведь не боюсь.
Отец соврал дочери, второй раз в жизни.
Первый был тогда, когда она спросила о смерти мамы. Агате едва исполнилось пять лет, но её неожиданно взрослое "Мама умерла? Скажи папа. Я пойму", поставило его в тупик.
Он начал ей плести что-то про то, как мама уехала далеко и вернётся ещё не скоро, но через два дня сдался и сказал правду. Да, мамы нет, она не приедет. Никогда.
Агата не заплакала, ее лицо просто окаменело, будто она одела на себя непроницаемую маску. Дочь ушла к себе и весь вечер, не вставая, просидела у окна, за которым ливень нещадно колотил землю потоками воды, словно там, наверху кто-то рыдал за неё.
Сейчас отец тоже солгал. Потому как боялся до жути и не за себя, нет, за неё, Агату, свою единственную и настоящую любовь в этой безумной жизни.
Что же творится с тобой, сердце?!