Внутри Абигаэл все сжалось от отвращения и ужаса. Впервые она почувствовала себя такой беззащитной и не могла поверить, что среди белого дня в ее собственном доме кто-то может ей угрожать. Снаружи доносились голоса и смех. Метнув взгляд в сторону колыбели, она увидела мирно спавшего Гембала. Мысли заметались, не находя выхода.
– Я знал, что мы договоримся.
Рука чужеземца скользнула вниз по ее ключицам и грубо дернула край саронга. Вскрикнув, Абигаэл оттолкнула его, вырвалась и метнулась к сыну. Ударившись об угол и едва устояв на ногах, Паулу выругался, схватил ее за волосы, разворачивая к себе, и с силой отвесил пощечину.
Абигаэл упала на колени, держась за лицо. Еще никто никогда не поднимал на нее руку. Боль и страх оглушили, она пыталась отползти подальше, но мужчина настиг ее в один шаг. Он смотрел сверху вниз, без стыда ощупывая взглядом ее тело.
Внезапно он выпрямился, будто ужаленный. Лицо побелело, рука метнулась к груди, судорожно сжала одежду. Из горла вырвался хрип. Абигаэл вскочила на ноги и попятилась. На пороге возник дукун и остановился, не отрывая глаз от чужеземца, ловящего воздух распяленным в гримасе боли ртом.
– Я могу сдавить сильнее, – сказал он вкрадчиво и поднял руку, будто держа что-то невидимое. Пальцы колдуна чуть дрогнули, сжимая пустоту, отчего чужак пошатнулся и сипло застонал. – Могу делать так до тех пор, пока твое сердце не лопнет.
Дукун слегка перебирал пальцами, равнодушно наблюдая, как корчится человек напротив. Абигаэл не жалела его, но не хотела, чтобы кого-то убили по ее вине. Она бы закричала, зовя на помощь, да кто посмеет возражать дукуну? Скорее, жители деревни перебьют всех чужих.
– Посмотри на меня, – дукун наконец ослабил хватку, позволяя Паулу Канаре вдохнуть. Тот повиновался, глядя на него с мольбой. – Сейчас ты уйдешь. Вернешься к остальным. И ничего не расскажешь. Ты никого здесь не встретил, понял? Ни меня, ни эту женщину.
– Да, – прохрипел Паулу. – Только не убивай.
– Если обманешь, я узнаю.
Рука дукуна расслаблено опустилась, и чужак, пошатнувшись, опрометью бросился вон. На Абигаэл он и не взглянул.
На миг воцарилось тяжелое, тревожное молчание. Абигаэл стояла, еле держась на ногах, и не смела поднять глаза. Ей было невыносимо, чудовищно стыдно за себя и за людей, которых она считала едва ли не соплеменниками. Хныканье Гембала заставило ее вздрогнуть. Потревоженный шумом, ребенок не проснулся, но беспокойно заворочался. Она осторожно взяла его на руки, укачивая.
– Уходи, – велел дукун. – Спрячься в лесу и пережди, пока они не уплывут.
Кивнув, Абигаэл шагнула к выходу, но дукун преградил путь.
– Ребенка оставь.
– Я не могу бросить его здесь одного! – воскликнула она, прижав сына к груди.
– Не одного. Я присмотрю за ним.
Он осторожно взял мальчика из рук матери. Гембал открыл глаза, сонно посмотрел на дукуна, и тот ответил ему долгим взглядом. Абигаэл показалось, что они говорят без слов о чем-то, понятном только маленьким детям, колдунам и духам.
– Ты обещаешь, что с моими сыновьями не случится беды?
Дукун улыбнулся, отчего черные глаза его хитро блеснули. Вышел из дома с ребенком на руках. Абигаэл ничего не оставалось, как последовать за ними.
– Нашу деревню и людей, живущих здесь, неусыпно оберегают духи предков. Многие поколения сменились на этой земле. Но ты пришлая, и за тобой некому присмотреть – кто знает, где остались твои хранители. Я всегда заботился о твоей семье особо. Мы все заботились.
– Но почему? – опешила Абигаэл. Она думала, что всегда будет для них чужой, сколько бы лет не прожила в деревне, и слова дукуна удивили ее.
– Потому что вы – часть общины. Здесь твой дом, Аби, не за океаном. Теперь иди. Они спросят о тебе и быть может захотят разыскать. Не нужно давать повод для ссоры.
Он оказался прав: разузнав все, что считал необходимым, Жозе Спириану вспомнил о прекрасной незнакомке, встреченной им во время прогулки по деревне. Но никто не рассказал ему ничего про Абигаэл. Туземцы опасались, что красота молодых женщин вызовет ненужный интерес и не позволили им показаться разгоряченным вином гостям, а Паулу Канаре боялся колдуна. Украдкой ища его глазами, помощник боцмана перекатывал в кармане жемчужины, успокаивая себя хотя бы этой добычей, и не мог дождаться, когда вновь вернется на корабль.
Время, которое торговец мог позволить себе потратить на здешнем берегу, неумолимо истекало. Жозе и его люди взошли на борт и отчалили, довольные хорошим обедом и кое-какой добычей. Но торговца не покидало чувство, что Флорес не раскрыл и малой доли своих тайн. Долго стоял он на палубе, задумчиво глядя на удалявшиеся очертания мыса, и до самой Ларантуки рассуждал про себя, стоит ли остров того, чтобы рискнуть и снарядить сюда экспедицию, или лучше не терять времени на глупые фантазии и заниматься пряностями, которые принесут прибыль наверняка. Он почти сразу позабыл о прекрасной женщине, мельком увиденной на диком берегу. Женщины вообще, по его мнению, не заслуживали того, чтобы долго о них помнить.