– Нет смысла лезть туда, рискуя сломать ноги, – резонно заметил старейшина. – Эбу гого хитрые, они спрячутся в глубине горы раньше, чем вы подойдете ко входу. Второй раз близко к себе не подпустят.
– А зачем лезть? – перебила старуха. – Они сами тащат в свое логово все, что могут унести, не проще ли подсунуть им отравленное мясо или еще что?
– Не годится. У каждого зверя есть чутье, не будут они это есть.
– Они воруют не только еду, – выждав, когда прекратится новая волна спора, сказала Менелан, лучшая ткачиха в деревне. Затейливые узоры на вытканных ею икатах всякий раз заставляли брата Рикарду восхищаться удивительной фантазией мастерицы. – Вспомните, как у нас стащили пряжу, сушившуюся на солнце. И даже старую сеть. Наверное, они выстилают этим свои норы.
– Верно. Но к чему ты клонишь?
– К тому, что мы можем нарочно оставить для них какую-то сухую ветошь. Которая хорошо горит. И даже пропитать ее маслом. Дви, ты видел те пещеры, можно ли найти лазейку, чтобы бросить горящие факелы и выкурить оттуда эбу гого?
– Отчего бы не попробовать, – задумчиво пробормотал Дви, явно раздосадованный, что такая хорошая идея пришла на ум не ему. – Только вряд ли они станут сидеть в пещере, пока не сгорят. Вдруг там есть и другие выходы?
– Пусть бегут, – сказал старейшина. – Обратно они не вернутся, звери не любят огонь. Ты очень хитра, Менелан. Только женщина могла выдумать такое коварное средство!
– Скорее, подлое, – тихо пробормотал брат Рикарду.
Но Анна, сидевшая рядом, услышала. Уставилась на него неодобрительно, но монах, погрузившись в свои мысли, не замечал этого красноречивого взгляда. Тогда она приблизилась и зашептала прямо в ухо:
– Осторожнее! Они теперь как потревоженный пчелиный рой, не надо раздражать людей почем зря.
Он лишь кивнул в ответ. Анна, конечно, права. Злоба ослепляет, превращая человека в подобие раненого дикого зверя. Тот, кто сейчас хотя бы покажет намерение помешать, вызовет на себя гнев каждого из них.
Брат Рикарду окинул взглядом собрание. Возбужденные голоса, опасный блеск в глазах. То и дело кто-то вскакивает с места, охваченный нетерпением. Идея Менелан захватила всех, каждый хотел поучаствовать, горя предвкушением большой охоты. Монаху не нравилось видеть их такими, но уйти он тоже не мог, знал – заметят, вспомнят потом, когда улягутся страсти, что в важный для деревни день он отделился ото всех, а значит, так и остался чужаком и не заслуживает доверия.
«Но ведь мы братья по вере теперь, – рассуждал брат Рикарду, поздней ночью возвращаясь в свой дом. – Пусть их лица не похожи на мое, а обычаи дикие и странные, но ведь они такие же потомки Адама, как и я».
Стоила ли жалость к эбу гого того, чтобы разочаровать людей, пустивших их с Анной в свои дома, разделивших с ними не только хлеб, но и свои горести и радости? Определенно нет. Нельзя проявлять слабость: если во имя правого дела нужны жертвы, то они будут принесены. Спасение человеческих душ во сто крат важнее жизней каких-то человекоподобных обезьян, важнее всего на свете. Об этом следует думать, но почему же так тяжело на сердце?
Той же ночью женщины положили неподалеку связки соломы и ветошь, щедро пропитанную маслом, для верности разбросав рядом побольше лакомых кусочков. Как они и рассчитывали, после восхода солнца от приманки не осталось ни крошки. Надеясь, что колония эбу гого собралась в пещере и все утро будет делить богатую добычу, охотники спешно отправились в путь.
Но и другие не желали пропускать столь увлекательное зрелище. Следом за охотниками вышли молодые женщины, несколько детей постарше – матери мудро рассудили, что нет смысла им запрещать, все одно попытаются тайком пробраться к пещерам, пусть уж лучше будут под надзором взрослых. Их сопровождали мужчины, чьи годы не позволяли участвовать в охоте, но здоровья и сил еще хватало на долгую прогулку.
Проповедники тоже присоединились к ним – брат Рикарду не смог усидеть в деревне, Анна же не захотела оставлять его без присмотра, вдруг в сердцах натворит глупостей.
Шли торопливо, боясь сильно отстать от быстроногих охотников и все пропустить. Стояла чудная ясная погода, солнце еще невысоко поднялось над вершинами гор и не успело раскалить воздух. Лес дышал прохладой, а на открытых склонах легкий ветерок приятно освежал путников. Птичьи трели и стрекот цикад сливались с голосами женщин и детским смехом.
Со стороны могло показаться, будто эти люди собрались на долгожданный веселый праздник, а не поглазеть на бойню. Впрочем, казнь всегда была желанным развлечением для зевак. И, глядя на оживленно переговаривающихся туземцев, брат Рикарду в который раз подумал, что, в сущности, люди везде одинаковы, живут ли они в замках или в хижинах, крытых банановыми листьями.