– Твоя история может стать прекрасным свидетельством силы хорошей проповеди, – сказал священник, выслушав все это. – Но я бы все же хотел узнать, почему ты с такой легкостью оставила все и уехала прочь от дома и родных. Даже на моей родине, где почти все жители примерные католики, мало кто готов принять обеты. Ты же захотела сделать это, едва приняв крещение.
Брат Рикарду покосился на него, не в силах скрыть удивления. Смуглое лицо туземки, и без того казавшееся суровым из-за грубости черт в сочетании с серьезным выражением – за все это время на нем не промелькнула даже тень улыбки, помрачнело еще больше.
– Боги моего народа прокляли меня, когда я только родилась и даже не успела ничего сделать плохого. А бог Иисус принял, отец Франсиско сказал, он всех примет, кто к нему придет. Я хочу, чтобы все узнали о вашем боге, чтобы ему молились и приносили дары. Пусть старые боги уйдут, и пусть никто о них не вспомнит.
– И приходящего ко Мне не изгоню вон, – кивнул отец Мануэл. – Все мы родились с грехом наших праотцов, и ты не более виновна перед Господом, чем мы с братом Рикарду.
– Не все, – тихо возразила Анна. – Меня при рождении отметили особо. Да и сейчас осталось пятно, чтобы не забывали…
Брат Рикарду ждал, что священник немедленно захочет осмотреть ее в поисках знаков, которыми дьявол помечает своих пособников, но тот даже не стал уточнять подробности.
– Господь милосерден и готов даровать свою милость и прощение каждому, кто искренне покается в грехах, – сказал он, ласково глядя на девушку.
– Я каюсь, – прошептала она, преклоняя колени. –Я на все готова, чтобы меня простили. Но даже если прощение невозможно, все равно буду служить только Иисусу. Для меня больше нет других богов, кроме него.
Женщина на берегу
Море было совсем близко. Виднелось ниже за обрывистым склоном и до самого горизонта, сверкало за редкими ветвями деревьев. Шумело, когда поднималась волна. Его запах пробивался сквозь все запахи человеческого поселения, ничем не заглушить: ни дымом, ни ароматами еды, цветов или свежераспиленной древесины, ни едкой вонью загонов со скотом.
С морем была связана вся жизнь рыбацкой деревушки. Оно кормило людей, а люди почитали его и приносили дары. Конечно, здесь держали свиней и кур, возделывали рисовые поля, но главным источником благополучия оставалось море. И самые страшные беды тоже приходили с его стороны.
О бедах думать не следовало. Да и не предвещало их сегодня ничего: ни ясное небо, ни голубая вода, тихая, прозрачная настолько, что далеко впереди можно рассмотреть темные пятна камней на светлом фоне песчаного дна. Едва заметные, совсем крохотные волны мягко трогали берег, будто гладили по пологому боку, тихонько шепча что-то успокаивающее.
Все утро с самого рассвета Абигаэл проработала в поле, и теперь, когда солнце поднялось в зенит, отдыхала, укрывшись от зноя в тени пальм. Петан, ее старший сын, плескался неподалеку, а малыш Гембал уснул на руках, убаюканный тихой песней и равномерным шумом прибоя. Абигаэл сказала своим товаркам, что пойдет на берег присматривать за сыном – она все еще опасалась отпускать его одного, хотя плавал он как рыба, по обычаям родного племени своего отца научившись этому едва ли не раньше, чем ходить. Но на самом деле она украдкой всматривалась в горизонт и ждала, когда покажется белый парус.
Абигаэл не допускала и тени сомнений в том, что он вернется. Он всегда возвращался, даже спустя годы разлуки, а сейчас прошло лишь несколько дней. И хотя она ждала его раньше, но Хиджу не давал обещания воротиться к какому-то точному сроку. Он вообще никогда не говорил, надолго ли уходит. Но с каждым годом ждать приходилось все дольше.
Море не отпускало его. Абигаэл знала, как сильно дорога Хиджу. Ради нее он отказался от всего, что имел, бросил семью и друзей, отрекся от своего племени. Приехал сюда, на этот берег, научился жить по законам местных людей, которые даже богов чтили иначе. Он никогда не говорил о прошлом, порвав с ним бесповоротно. С людьми, с богами, но не с морем. Оно занимало в его жизни место гораздо более важное, чем их семья, чем все на свете. Так было всегда, и Абигаэл давно смирилась, но каждый раз, когда белый парус растворялся вдали, ее сердце сжималось от тоски и страха, что однажды он исчезнет насовсем.
– Петан! – позвала она, прогоняя от себя негодные мысли. – Подойди, я дам тебе напиться!