Решение было принято еще до заката. Секахи уходила к дальним берегам, откуда перекочевала в эти места когда-то. Грядущий сезон обещал быть удачным: в тех краях хорошо ловился тунец и трепанги, мясо которых высоко ценилось жителями суши. Ничто не держало оранг-лаутов, потому лодки тут же после выбора курса отправились в путь.
Хиджу готов был на все, чтобы заставить старейшин передумать, но знал, что никто его и слушать не станет. Сбежать? Но куда? Если дукун прав, а сомневаться в его словах не было причин, то могущественные обитатели Острова Драконов не желают видеть Хиджу возле своих земель. Не навредит ли он своим упрямством еще и Аби, ведь гнев духов может пасть и на нее? Да и не представлял он, как это – остаться одному.
- Может, все и к лучшему. Я приношу одни несчастья, зачем я ей? – тихо говорил он, в одиночестве стоя на корме лодки. – Прости, Аби, что не смог сдержать слово, и забудь обо мне и обо всем, что я говорил. Не надо меня ждать, лучше дождись кого-то достойного. Кто увезет тебя в большой город, жить во дворце…
Вечерело, небо потемнело, но утром оно опять станет голубым, как ее глаза, чтобы напоминать о ней снова и снова. Еще немного, и пропадут из вида очертания знакомых берегов, среди которых Хиджу родился и вырос. Никто не сказал, на какой срок они уезжают. Быть может, на новом месте окажется лучше, и они останутся там навсегда.
Путь был долгим – Хиджу потерял дням счет. Вынужденный много времени проводить без дела, не имея возможности уйти от людей, он часто замыкался в себе, погружаясь в хитросплетения размышлений, догадок о будущем, сожалений и надежд. Что бы ни случилось, впереди ждала жизнь, такая как есть, и нужно было к ней приспосабливаться, осваиваться в новых условиях и двигаться дальше.
Так совпало, что на новое место секахи прибыла накануне дня появления палоло. Это было добрым знаком, предвещавшим изобилие и удачу. Еще до рассвета все, от стариков до детей, проснулись и вышли на ловлю. Вооружившись сетями, сачками, а то и просто корзинами, все собирали палоло, покрывшего всю поверхность моря так, что казалось, будто вода вдруг вскипела.
Женщины принимали наполненные снасти, высыпая зеленоватую массу на заранее расстеленные полотнища, где ей предстояло сушиться впрок. Вокруг царило веселье, дети шалили, бросаясь друг в друга пригоршнями своего улова, стоило взрослым отвернуться. Но никто сегодня не посмел тревожить море. Оно принадлежало существам, зародившимся в глубине, в темных расщелинах, и поднявшимся лишь на одно утро с одной только целью - дать новые жизни. Большинство из них станут пищей для других обитателей вод и берега, а уцелевшие лопнут, переполнившись соком, будто спелые ягоды. Окрасят море в белесый цвет молока, засеют своими семенами. И зародится из них молодь, чтобы уйти на дно, а через год повторить изобильный нерест.
Примета не обманула: здешние рифы и впрямь оказались изобильны и щедры. На некоторое время Хиджу позабыл все свои печали, дни напролет проводя в море, знакомясь с новым местом. Он искал колонии трепангов и норы морских черепах. Изучал изгибы и впадины дна, заросли кораллов и причудливые лабиринты скал. Покорял недостижимые раньше глубины.
Возвращаясь затемно, едва держась на ногах от усталости, он обычно не имел ни желания, ни сил на долгие разговоры. Даже с Гунтуром и Мелати он редко проводил время, понемногу отдаляясь от них. Сам того не замечая, Хиджу становился молчаливым и отчужденным, все больше похожим на своего наставника.
Место в его сердце, которое когда-то занимала любовь к Абигаэл, а после горечь от совершенного предательства разъела холодной пустотой, постепенно заполняло море. Соленой водой пропитывало оно все его существо, вбирая в свой бесконечный простор, смывая и горе, и радость. Делая дни неотличимыми один от другого.
Сперва семья Хиджу радовалась тому, что он выбросил наконец блажь из головы и занялся нужным для всех делом. Но полнолуние сменялось новой луной, месяцы складывались в годы, а он так и не становился прежним, напротив, с каждым днем дела племени все меньше заботили его. Казалось, море поглотило его душу, сделало отчужденным. Его ровесники выбирали невест, соперничали друг с другом, выторговывали на берегу оружие и красивую одежду. Заводили собственные семьи. Хиджу взирал на эту суету с равнодушием древнего старца, ел, спал и уходил на встречу с синей бездной, словно все, что нужно ему на поверхности — редкий глоток воздуха перед погружением в толщу воды.
Его мать начала беспокоиться за сына. Не раз она начинала с мужем разговор о том, что поведение Хиджу не свойственно юношам его возраста. Как ни отмахивался от нее супруг, но, подобно ручью, понемногу пробивающему себе русло, слова ее зародили и в его мыслях сомнения. В душе отец возлагал на Хиджу большие надежды, видя в нем будущего главу семейства, который позаботится о своих стариках-родителях.