Спустя немного времени вернулся дукун. На сей раз он не присел рядом, не взглянул сочувственно. Мимоходом, остановившись всего на несколько мгновений, он сообщил Хиджу о его участи, равнодушно и холодно, будто чужаку.
Завтра утром его принесут в жертву разгневанным духам Драконьего Острова, а после секахи отречется от памяти о нем так, как если бы человек по имени Хиджу никогда не существовал.
Объявив о решении старейшин, дукун удалился, оставив Хиджу в одиночестве думать над своей несчастливой судьбой. Человеческих жертв оранг-лауты не приносили много поколений, видимо, болезнь в самом деле была тяжелой и могла убить их всех, раз старейшины решились на такое. Но как ни странно, узнав о том, что его ждет, Хиджу ощутил спокойствие. Больше не нужно бояться неизвестности, принимать тяжелые решения. Только собраться с духом и уйти достойно.
Ночь казалась долгой, будто время замедлило ход. Понемногу стихли голоса и привычный шум, создаваемый обыденными делами секахи. Тишину нарушали лишь плеск воды да изредка доносившиеся негромкие стоны - на соседней лепа-лепа мучился в лихорадке больной. Хиджу то проваливался в тревожное, недолгое забытье, то просыпался, тщетно пытаясь расшевелить одеревеневшее тело, и погружался в раздумья, не менее тягостные.
Внезапно его разбудило чье-то прикосновение. С трудом сдержав удивленный возглас, он открыл глаза и увидел Мелати, на миг выглянувшую из тени, чтобы он смог различить ее лицо в ярком лунном свете.
- Зачем ты тут? - шепнул он едва слышно. - Ко мне нельзя приближаться, накажут, если поймают.
- Не поймают, - так же тихо возразила она. - Я пришла помочь тебе сбежать. Сиди тихо, я разрежу веревки.
- Но я бежать не собираюсь! Тем более с твоей помощью, ведь об этом непременно узнают и вместо меня накажут тебя. Не трогай меня. Уходи.
Ее лицо вновь возникло из темноты. Широко распахнутые глаза, огромные, черные, влажно поблескивающие, оказались совсем рядом. Выражение их не понравилось Хиджу.
- Я уйду с тобой, - выдохнула она. Хиджу покачал головой, и Мелати коснулась его губ пальцем, не позволяя возразить. - Я люблю тебя, Хиджу. Ради тебя все сделаю. Пусть меня проклянут, пусть духи прогневаются - никого я не боюсь.
- А если дукун прав, и из-за нас духи продолжат наказывать всю секахи? Будут умирать люди? - после недолгого молчания спросил Хиджу. Глаза Мелати сузились.
- Значит, такова судьба. Я не дам им тебя убить! Пусть хоть воды подземного мира поглотят землю!
Она смотрела на него, умоляюще, страстно, но в ответном взгляде видела лишь сожаление. Даже перед лицом смерти он вновь отвергал ее, не желая принять ее чувства хотя бы из благодарности.
- Прости, Мелати, - сказал он, но она едва сдерживалась, чтобы не закрыть его рот рукой, заставить молчать. - Ты всегда была для меня как сестра. Но я не смогу сделать тебя счастливой. Жить в изгнании, проклятой своей секахи, вечно бежать от возмездия - такой судьбы ты желаешь? Да и не смог бы я быть тебе хорошим мужем.
Рука девушки стиснула нож. Не веревку ей хотелось перерезать сейчас, но воткнуть острое лезвие в сердце Хиджу. Она догадывалась, что он скажет, и обида вскипала в груди.
- Я люблю другую. Много лун не в силах забыть ее. Уходи, Мелати. Я не стою твоих слез.
Она вскинулась, стерла с щеки предательскую мокрую дорожку, поднялась на ноги, отступила назад, яростно на него глядя. Мотнула головой:
- Врешь. Никого ты не любишь, в твоих жилах не кровь, а вода, - отвернулась, бросив через плечо: - будь ты проклят!
- Я уже проклят, - донеслось вслед.
Она скрылась в темноте, не обернувшись, и едва различимый плеск воды возвестил о том, что Мелати, любимая подруга детства, навсегда покинула Хиджу, напоследок затаив обиду. "Почему я все всегда порчу? - думал Хиджу с отчаяньем. - Одно только горе принес я всем, кто мне дорог. Не духи острова прокляли меня, а боги при рождении. Прав дукун, меня нужно вернуть богам. Я сам и есть проклятье".
После ухода Мелати настала тишина. Лишь раз один из мужчин, приставленных охранять Хиджу, нарушил его одиночество, проверяя пленника. Мелати была права: разрежь она веревки, и Хиджу без труда удалось бы сбежать, но он не сожалел об упущенной возможности.
Наконец, свет забрезжил на востоке, и лепа-лепа дукуна, на которой держали пленника, ожила. Вскоре она вышла в море, отделившись от других. Лишним людям было не место возле Драконьего Острова, да еще после того, как его обитателям нанесли оскорбление. К тому же дукун не хотел, чтобы те, кто не были вынуждены принимать участие в ритуале, стали его свидетелями. Он старался удерживать свою секахи от зла и жестокости, даже той, что была необходима.