Фрешль. На этом концерте будут выступать лучшие московские артисты, отобранные лично московским мэром. Очень важное торжественное мероприятие. И на нем можно неплохо нагреть руки в качестве переводчика. Вальтрауд не в состоянии переводить все одна, находясь одновременно в нескольких местах, поэтому она предложила подключиться мне. Я согласился. Мне было любопытно посмотреть на официозное московское искусство.
Мероприятие должно было пройти в красивом Раймунд-Театре. Меня послали переводить техническому персоналу, содействовать общению световиков и звуковиков. Из Москвы лужков привез не только актеров, но и технический персонал. Русский световик, осмотрев австрийскую технику, тихо взвыл от восторга и остался доволен. Звуковик загадочно улыбался. Я сразу почувствовал, что он, как персонаж русской сказки, какой-нибудь Кощей, Дракон или Царь-Долдон собирается поставить австрийскому звуковику заведомо невыполнимую задачу.
– Мы привезли ансамбль Надежды Бабкиной. Причем в полном составе
– все семьдесят семь бабок.
– Они будут танцевать? – спросил австрийский звуковик.
– Нет, они будут петь, – самодовольно сообщил русский звуковик. -
И им всем нужны радио-микрофоны. Надеюсь, у вас найдется такое количество радио-микрофонов и подходящий пульт!
– А не проще ли дать им обычные микрофоны? – спросил австрийский звуковик.
– Нет, им нужны только радио-микрофоны, потому что они будут еще приседать делать движения туловищами, переступать с ноги на ногу, трясти плечами и жопой. Вы представляете, что будет, если они запутаются в проводах? Это будет цирк, а не театр! У нас в Москве в
Кремлевском дворце есть сто радио-микрофонов.
– А у нас есть сто двадцать.
Я переводил.
– Ты все правильно переводишь? – опешил русский звуковик. – У них что, действительно есть сто двадцать радио-микрофонов? Здесь? В этом театре?
– Действительно, – спокойно сказал австрийский звуковик.
– Не может этого быть, пусть покажет!
– Хорошо, идемте, – согласился австрийский звуковик.
Русский звуковик внимательно осмотрел микрофоны и пульт, и не нашел к чему бы придраться.
– Хорошо, – сказал он. – Это, конечно, очень хорошо, что у вас есть столько радио-микрофонов! Но наши бабки все равно поют под фонограмму. Вот вам кассета, давайте поставим и проверим звук.
Из громкоговорителей театра понеслись истошные псевдонародные завывания каких-то базарных баб. Я заткнул уши. В детстве у меня была толстая виниловая пластинка этого ансамбля. Очень старая, еще пятидесятые годы. Я ее иногда слушал, поскольку пластинок у меня было всего две – "Сказка про рыбака и рыбку" и эта. На всю жизнь мне запомнились слова первой песни: "Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это…"
Мне было интересно поглядеть на Надежду Бабкину. Должно быть – она очень старая, лет под сто. Удивительно, что еще выступает!
На следующий день я был разочарован – Бабкина оказалась весьма молодой теткой без особых примет. Наверное, это была дочь или внучка, а возможно это просто брэнд, титул – Бабкиными в Кремле назначают.
Кроме бабок пели еще молодые певцы Большого театра, но почему-то не русские арии, а австрийские и итальянские, причем очень отстойно.
Венский бургомистр Гойпль поспешно ретировался в перерыве. Лужков убежал вслед за ним. Публика процентов на семьдесят отвалила, даже не дожидаясь заявленного банкета.
Я думал о питерской бабушке-собаке. Было бы неплохо натравить ее на Лужкова, Ельцина и прочих московских уродов, чтобы она их искусала! Не рассчитывать же на ущербных московских акционистов-москвалевичей! Хотя один из них, кстати, вот уже несколько лет живет в Вене с переводчицей Барбарой Шурц.
Минувшей весной он пришел в Академию Художеств на студенческую выставку и стал кидать яйцами в студентов, бросившихся к фуршету с дешевым вином, но был незамедлительно схвачен двумя дюжими ассистентами-графиками.
Барбара Шурц тут же подбежала к стоявшему невдалеке ректору
Академии с воплем: "Помогите, схватили известного художника! Надо вызвать полицию!" "Никого вызвать не надо! Пи-ара не будет! Пусть его просто вышвырнут вон!" – сказал ректор. После чего ассистенты-графики дали Бреннеру пиздюлей и вытолкали из Академии взашей.
На следующий день, сидя в вагоне метро по пути в университет, я увидел его у киоска на остановке "Ландштрассэ", судорожно листавшим газеты в поисках славы. Но славы не было. Слава могла бы быть, если бы он запустил яйцом в Лужкова! Однако на Лужкова у него не поднялась рука. Рука "известного" художника поднялась лишь на бичевание бедных студентов, отчаянно отталкивавших друг друга от убогих угощений и бокалов с кислым дешевым вином, сырыми яйцами
(пусть бы он их хотя бы предварительно протухлил!)
Рука поднялась у него и на картину Малевича в Амстердаме, потому что там некому было его за эту руку схватить. Нарисовав на картине знак доллара, он долго потом искал смотрителя, затем долго объяснял, в чем дело и требовал вызвать полицию, которая приехала только через полтора часа, но он ее терпеливо дождался.
Но я никогда не забуду, как он ходил по студенческой выставке с авоськой купленных в супермаркете яиц, выжидая подходящего для атаки момента. Конечно, запусти он яйцом или гнилым помидором в Лужка, ему бы никогда не дали жирных литературных грантов, которые ему теперь повсюду дают! Например, на его человеконенавистническую книгу
"Бздящие народы" – нечитабельную графоманскую блевотину нравственного урода.
Не стану утверждать, что я плохо отношусь к культурным маргиналам. Вовсе нет, можно даже сказать наоборот, они мне интересны, как, напимер, Гейгер. Но Бреннер был не маргинал, это был гопник-спекулянт, неумело маскирующийся под маргинала. Это – совок, застрявший в совке и неспособный двинуться дальше, манифестирующий никому не нужные ультра-марксистские антикапиталистические тезисы.
В Вене живет весьма много странного русского народа. Но я с русскими не общаюсь. Так получилось. Просто я специально не ищу с ними контактов. Мне хватает контактов, которые мне приходится иметь с русскими неизбежно. Так, в Академии в одном классе со мной учится омерзительный персонаж – Андрюша Мельников. Новый русский, утверждающий, что он двоюродный брат ельцинского премьера Егора
Гайдара и внук Аркашки Голикова – маньяка и садиста.
"Мне снятся люди, убитые мной в детстве" – навязчиво повторял
Аркашка во время психических срывов, будучи уже известным детским писателем. Ему не было еще и двенадцати, когда он стал выходить на ночные улицы провинциального городка, в котором жил, и убивать прохожих, нападая на них сзади. Годы были смутными, революционными, маньяка никто не ловил. Встревоженная необычным хобби своего сына, мать попросила служившего в Красной Армии брата забрать его с собой на фронт. На фронте юный монстр почувствовал себя рыбой в воде и через несколько месяцев Аркашка уже командовал гарнизоном. О кровавых забавах красного командира отлично знало начальство, посылая его отряд в карательные экспедиции, вырезать непокорные большевикам деревни. Однако война закончилась, а Аркашка хотел крови. Тогда его послали в Сибирь усмирять восставшую Хакассию.
В тот коротких момент после распада СССР, когда на несколько месяцев были открыты некоторые архивы КГБ, русский писатель Владимир
Соловьев собрал исчерпывающий компромат на знаменитого детского писателя, и написал книгу "Соленое озеро", где были представлены свидетельства бесчисленных зверств Аркашки Голикова, собственноручно расстреливавшего детей на глазах родителей и родителей на глазах детей. В то время в Саянах нашли семью, бежавшую от карательной экспедиции большевиков, и почти семьдесят лет прожившую без контактов с внешним миром.
Солоухина убили, подпустив ему, как в свое время Василию Шукшину инфарктного газу. Семью из тайги сначала не трогали, пока они молчали, когда же они заговорили, их постигла подобная участь. Книгу
"Соленое озеро" изъяли из продажи. Наследники Аркашки, один из которых стал премьер министром России, мстили.
Это были достойные наследники Гайдара. Россия погрузилась в очередной беспредел, так, например, в 1993 году по данным статистики в бандитских разборках и от рук преступников погибло около 100 тысяч людей. Некоторые говорят, ровно 93 тысячи. Еще сотни тысяч умерли от голода. Бытует расхожее мнение, утверждающее, что дети не должны отвечать за дела своих родителей. Но тогда они и не должны их продолжать!