Они загоняют свою жертву, провоцируя ее к бегству. Это как от собаки
– никогда не надо бежать, даже если очень страшно. Если ты побежал – тебе пиздец!
Я видел, как пот катится по щекам Ива. И я с трудом заставлял себя не оглядываться, потому что оглядываться в таких случаях тоже опасно, с преступниками и с полицейскими надо избегать контактов глазами. Мы сворачивали с улицы на улицу и везде были арабские районы с их убогими лавками, молельными домами и грязными закусочными. Прошло минут сорок, часть преследователей отстала, но появились новые, они словно передавали нас по эстафете от одной банде к другой.
– Когда же мы выйдем в какой-нибудь приличный белый район? – в отчаянии спросил я Ива.
– Сплошное мульти-культи, – сказал француз.
– Ты знаешь город?
– Нет, я бывал здесь несколько раз с родителями еще ребенком, но уже ничего не помню. Это всегда было днем, а сейчас вечер.
– Платаны вдоль улиц как в Одессе!
– Нам надо на вокзал, к машине. Смотри, вот идет толстая женщина с коляской. Спроси, где вокзал…
– У э ля гар, мадам, пардон, – спросил Ив.
– Ля ба, ля ба, – ответила тетка, махая рукой налево.
– Туда, – сказал Ив.
Мы завернули за угол и увидели огромную широкую лестницу, ведущую от вокзала к городу. Здесь стояла наша Антилопа-Рено.
Обнаружив приличное кафе с видом на лестницу, по которой должен был спуститься Гадаски, мы устроились за стоящим прямо на тротуаре столиком и заказали себе по кофе. На этом мы решили наше знакомство с Марселем закончить. После кофе мы выпили по абсенту и увидели нашего лондонского друга, одетого в полосатую митьковскую тельняшку, вразвалку хуярящего по ступеням вниз.
– Гадаски прожил в Израиле четыре года и даже выучил пару арабских слов, – сказал я. – Его даже хотели забрать в армию воевать с арабами, но он каким-то образом отмазался.
– Каким?
– Если не ошибаюсь, он начал косить под идиота…
– И с тех пор так и не прекратил это делать…
Гадаски остановился, вынул из сумки табак и раскурил трубку. Он нас не видел. Мы ждали, что он станет делать. Но он просто курил.
Теперь мы все были в сборе, готовые к решительному прыжку в третье тысячелетие. Есть такое поверье, что как новый год встретишь, то так он и пройдет. Новое тысячелетие надо было встречать по-особенному. Надо было готовить план.
А Гадаски уже спускался распиздяйским шагом по марсельской лестнице, ставшей прототипом потемкинской лестницы в Одессе, построенной по образу и подобию марсельской, равно как одесский оперный театр был построен по образу и подобия миланской Ля Скалы.
Мы вышли из-под платана.
По дороге к дому Ив и Гадаски посрались. Гадаски хотел повести
Антилопу, а Ив ему не давал.
– Ты привык в Англии ездить по другой стороне дороги, а здесь
Европа, Франция, здесь правостороннее движение, а не левостороннее,
– мотивировал свой отказ француз.
– А я хочу попробовать, дороги пустые, ночь, – настаивал Гадаски.
– Нет, я не могу доверить тебе наши жизни, – упорствовал Ив.
– Кстати, а почему в Англии левостороннее, а везде в Европе правостороннее движение? – спросил я.
– Да потому, что англичане и французы соревновались между собой на заре автомобилестроения. И англичане ввели левостороннее движение назло французам, хотя самим им было так ездить неудобно. Ведь большинство людей правши. Даже по статистике при левостороннем движении гораздо больше аварий – причем процентов на тридцать. Это одна из человеческих глупостей, – сказал Ив.
Прибыв, наконец, в Бондоль, мы растопили камин, и раздавили привезенную Гадаски бутылку водки.
– Где я буду спать? – спросил Гадаски.
– Ты будешь спать в спальне моих родителей. Я сплю на маминой кровати, а ты будешь спать на папиной, – отвечал Ив.
– А где спит Владимир?
– Он спит в спальне бабушки…
Да, я снова спал в спальне бабушки. Над кроватью висел ее зловещий портрет. Нарисованная в полный рост, она зловеще выступала из темноты.
Как только все улеглись, я услышал странные шорохи. Открыв глаза, я узрел бабушку, стоявшую, словно на портрете, но у кровати. Мои волосы встали дыбом. Я закричал.
– Что случилось? – спросил, входя в комнату Ив.
– Бабушка, – дрожащим голосом отвечал я. – Она стояла вот здесь…
– Иди спать к камину. Там есть кауч, кушетка. Огонь еще горит и тебе будет не страшно.
Забрав одеяло, я перешел на кауч. Но я чувствовал, что дух бабушки бродит по дому. Всю ночь я не смыкал глаз, подбрасывая в огонь бревна, и к утру сжег почти всю сложенную в гостиной поленицу.
– Ты сжег все дрова, – сказал утром Ив. – Бери топор и иди на склон за сушняком, чтобы нам было чем топить вечером.
Взяв топор, я спустился по склону вниз и обнаружил там котлован.
– Что это за котлован? – спросил я, вернувшись с дровами.
– Это котлован сестры моей матери. Когда делили наследство, то моя мать предложила своей сестре забрать себе землю, а ей оставить дом. Так и решили. На земле вырыли котлован для нового дома, но разрешение на подвод дороги и коммуникаций от местных властей получить не удалось. В итоге, сестра матери осталась без дома.
Сестра обиделась, и они с мамой поссорились.
– Это же ужасно!
– Ничего страшного в этом нет, так принято в еврейских семьях – наследство получает тот, кто хитрей.
– Я думал, что дом принадлежал родителям твоего папы.
– Нет, дом принадлежал родителям моей мамы. Мой папа работал ассистентом у папы моей мамы и женился на моей маме.
– Ага!
– А знаешь, как моя мама стала француженкой?
– Как?
– Ее родители бежали из Германии от Гитлера во Францию, где в
1940 году родилась моя мама. А потом, когда немцы вошли во Францию, они бежали в Америку. Родившись во Франции, моя мама стала француженкой, а дед и бабушка, выйдя на пенсию, построили себе во
Франции дом. Будучи сыном своей мамы, я тоже стал французом.
– А твой венский дядя, он по папе или по маме?
– Дядя по папе, поскольку папины родственники родом из
Австро-Венгрии.
– А потом ты еще смешался с финнами.
– Да, я ебался с финнами и с неграми. Я не знаю, кто я, откуда я, зачем я, куда я, почему я?!?!?!?!
– Одним словом, ты – хуй знает кто!
– Нет, я – не хуй знает кто, я – хуй знает что…
– Ладно, давай лучше поедем за вином к виноградарям, ты говорил, что знаешь, где здесь можно очень дешево покупать хорошие домашние вина…
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
Поездка в Монте-Карло. Поход в казино. Миллениум в Ницце.
Взяв две пластиковые десятилитровые канистры, мы с Ивом поехали за вином. Гадаски все еще дрых. Он наверняка умудохался в дороге и хотел отоспаться, поэтому мы его даже не стали будить. Ив знал места и людей. Мы без труда разыскали пожилого пейзана, который завел нас в погреб и налил нам из бочки по канистре густого красного вина. За все удовольствие мы заплатили сущие копейки, франков шестьдесят или восемьдесят. В средневековом городке у подножия замка мы выпили по чашке кофе в местном кафе с видом.
Когда же мы вернулись на виллу, Гадаски уже вовсю плескался в бассейне. Голый и волосатый, словно абрамгутанг, он выскочил к нам из воды.
– Вы уже нашли местное казино? – поинтересовался он. – Или мы сразу же поедем в Монте-Карло?
– Вот, – возмущенно сказал Ив. – Я так и знал, что вы захотите играть! Хотите проиграть все деньги? Я категорически против! Мы приехали сюда для того, чтобы отдохнуть и посмотреть девушек, а не играть в казино.
– Мы сыграем всего только один раз, а потом будем смотреть девушек, – попытался успокоить его Гадаски.
– Нет, давайте сначала посмотрим девушек, а затем уже будете играть!